Даже не серьезные, а какие-то детские. Только то, что выглядит мило в десять лет, в его возрасте смотрится нелепо, а он этого не понимает, благодаря своей маме, которая до тридцати вытирала ему нос и внушала, что он еще маленький и везде становилась за него грудью. Он так и не научился бороться с трудностями.
— Теперь ему еще придется все объяснять! — возмущается он. — Ты же ушла, вот и вали, что ты лезешь к ребенку!
Конечно, еще и я виновата, что его ложь не прошла. Я смотрю сквозь него стеклянными глазами, понимая, что разговаривать с ним нет смысла. Да и ребенка ему особо не жаль — Игорю нет дела до чьих-то чувств, кроме собственных.
— Если ты будешь ему врать и говорить про меня гадости, я тебе глаза выцарапаю, — обещаю я, не понимая, откуда во мне взялась эта сила. Я терпела пренебрежительное отношение к себе, но издеваться над Сенькой не позволю.
— Тогда… Тогда я напишу на тебя заявление в полицию! И ребенка ты вообще никогда не увидишь! Ты уже показала свое настоящее лицо!
Он уходит первым. Кричать проклятия ему в спину у всех на глазах не хочется, хотя именно их он заслужил. Не понимаю, как я могла с ним жить столько лет и в него верить.
— Так и знала, что ты здесь! — ко мне подбегает мама.
Я мрачно смотрю на вход в детский сад, пока она отчитывает меня, как девочку.
— Я уже в кофейне была! Пока не догадалась, что ты в сад пойдешь. Это трутень к тебе подходил сейчас?
— Да.
— Пойдем скорее! Ты зря пришла, Камилла…
Не могу согласится. Мама тянет за рукав, но я берусь за решетку пальцами. Стою, пока на крыльце сада не появляется две фигуры — высокая Игоря и низенькая Сеньки. Не могу уйти, не попрощавшись. Он так боялся, что уйду, когда он будет в группе, что давлю свое малодушие на корню. Не буду убегать.
Сенька оглядывается, как только сбегает по ступенькам. Игорь крепко берет его за руку, чтобы сын не бросился ко мне.
Но я поднимаю в прощании руку и машу. Сенька машет в ответ.
— Зря ты пришла, Мила… — вздыхает мама.
— Не зря.
И я твердо в этом уверена.
Пусть нам обоим было трудно и встреча с Игорем совсем не то, что мне было нужно. И вечером я, скорее всего, буду препаршиво себя чувствовать и рыдать в подушку.
Зато теперь Сенька знает, что я не бросила его, не уехала и не оставила одного, как наговорили ему отец с бабушкой. Это того стоило.
Мы с мамой все же заходим в ТЦ. Мне грустно, тоскливо, но душа, как ни странно, на месте. Просто есть ситуации, в которых все равно будет больно, что ни делай. Это одна из них.
Бродим по этажам. Кругом яркие витрины, пахнет едой из кафе. Я замечаю магазин игрушек.
— Камилла, — укоризненно вздыхает мама.
Но я иду туда, как притянутая магнитом. Хожу между рядами с грузовиками и конструкторами, не зная точно, что ищу. Я зашла без цели, это был случайный порыв. У Сеньки есть игрушки. Давыдов подарил ему отличную железную дорогу. Но не я.
И я понимаю, зачем зашла. Мне хочется купить что-то от себя. На память.
На кассе выбираю автомобиль. Он маленький — длиной с детскую ладошку. Но красивый и яркий: черный, с хромированными деталями. Расплачиваюсь за него.
Я ведь все равно еще увижу Сеньку.
Перед отъездом в Москву встречусь с сыном, чего бы этого ни стоило. Отдам машину на память обо мне. Как знак, что обязательно вернусь.
Игрушку прячу в карман и выхожу из магазина к маме.
— Не начинай, — прошу я, когда она вздыхает.
— Если не хочешь приодеться, давай мне что-нибудь купим, — предлагает она. — Платье в театр.
— Давай, — улыбаюсь я, зная, что иногда она любит пофасонить перед подругами, нарядно одеться и сходить на спектакль или в музей. — Я дарю, мне как раз аванс перечислили.
Домой возвращаемся с массой покупок. Помимо симпатичного синего платья для мамы в пакетах лежат туфли и газовый шарфик к платью. Как девчонка, мама убегает примерять наряды в комнату. Кто бы мог подумать, что в таком возрасте неожиданные обновки так же радуют, как и в семнадцать.
Жду, пока она примеряет полный комплект в комнате, а самой грустно. Смотрю в окно, за которым сгущается темнота. Мысли о Сеньке — как он там — просто давлю, чтобы не рвать сердце зря.
— Ну-ка посмотри, — мама выходит из комнаты в платье, на каблуках и с шарфиком на плечах.
— Шикарно, — оцениваю я. — И фасон очень идет.
— Правда? — мама польщенно осматривает себя, и подходит к зеркалу.
— Еще как. Все кавалеры будут твои.