— А про Эмиля Каца вы что-то знаете? — вспоминаю я одиозную личность.
— Нет, кто это?
— Один из его знакомых.
— Когда я работала на Давыдова, такого в ближнем круге не было.
— Спасибо, — бормочу я.
— Если что, звони, — смеется она, но в голосе еще чувствуется боль.
Может, у нее и все отлично, но работа с Давыдовым далась Любе с большими потерями.
Отключаю телефон. Жасминовый чай уже не радует.
Остальных девушек можно не искать. Все понятно. Люди, которые достают меня звонками, знают, что делать. Собирают информацию, запугивают моих знакомых, меня. Хорошо, что я в другом городе и в офисе появилась лишь раз. Иначе меня бы уже взяли в оборот пожестче.
Да, здесь не экономист нужен, а психолог. Только не корпоративный, а кто-то посерьезнее, чтобы разобраться. За рамки корпоративных разборок это давно вышло.
Отлично, что у меня нет компрометирующих фото, скелетов в шкафу, а Давыдов позаботится о безопасности. Я рада, что отыскала бывшую помощницу. Предупреждена, значит, вооружена.
С удивлением отмечаю, что не испытываю страха. Оцениваю опасность, думаю, что предпринять, но не боюсь их. Дохлые кошки меня не пугают, на большее они вряд ли решатся.
Нужно решить, что делать, если они позвонят еще раз. Рискнуть и заблокировать их, как Люба или продолжить игру, уже свою.
Чего от них ждать, знаю.
Им нечем мне угрожать.
Пожалуй, не буду реагировать или начну тянуть время. У меня хватает и других забот.
На следующее утро мы с мамой пересекаемся на кухне. Я пью горячий кофе, прикидывая — сегодня, в понедельник, будет работа или нет. И мысли об Игоре не дают покоя. Я ушла практически в чем была, с легкой сумкой, а сейчас не хватает ноутбука, тех же ежедневников и банального белья. А пересекаться с Игорем после стычки возле детского сада ужасно не хочется.
— Мам, можешь для меня кое-что сделать?
— Что? — после вчерашних обновок и театра у нее отличное настроение.
— Сходи к Игорю, если не трудно. Нужно вещи забрать, — я морщусь, понимая, что маме тоже не слишком хочется заниматься этим и выяснять отношения с зятем.
— Без проблем. Прямо сегодня и съезжу. Этот трутень все равно дома сидит.
Выдыхаю, радуясь, что хотя бы эта проблема решена.
— Я дам деньги на такси, — заверяю я.
После завтрака сажусь поработать. Самостоятельно изучаю ближний круг Давыдова и сотрудников, запоминаю, с кем работать. Закрадываются мысли: и кто же из них, кто встречается на снимках, работает против Олега, пытается вербовать меня? Подозрительными кажутся все. Затем практикую язык.
Мама убегает по делам, пообещав после них заехать за вещами. Возвращается она к пяти, когда начинаю волноваться.
— Камилла, помоги с вещами!
Три коробки стоят в машине такси. Он помогает нам донести их наверх и уже через несколько минут они стоят в нашей прихожей. Пять лет жизни уместились в несколько коробок. На что я ее только тратила?
— Еще твои зимние вещи остались. Обстановку будешь делить? — с любопытством спрашивает мама.
— Мараться не хочется, — бормочу я. — И куда я ее поставлю? Свой квартиры нет, с собой не заберешь в Москву.
— Логично, — кивает мама.
Мы тащим коробки в мою комнату. Открываю первую.
— Спасибо, что ноутбук забрала, — бормочу я, очень хочется спросить про Сеньку, но не решаюсь. Мама не одобрит интерес. К тому же, он скорее всего в саду был…
— Он еще отдавать не хотел, говорил только тебе в руки отдаст…
— Мам, а ты Сеньку видела?
— Видела, — спокойно отвечает она. — Трутень сегодня детский сад проспал. Сидят вместе в четырех стенах. Обрадовался мне. Я немного с ним посидела, поиграли в железную дорогу…
— Спасибо, мам!
— А трутню сказала, что если будет интересами ребенка пренебрегать и целый день в компьютерные игры резаться, то им опека заинтересуется. На что, спрашивается, кормит ребенка. Как воспитывает… Ты не волнуйся, я его припугнула.
— Спасибо.
А сама думаю о Сеньке. С таким отцом ребенок окажется в изоляции. Проспит, запрет ребенка с игрушками в соседней комнате, хорошо, если покормить вспомнит.
Сердце снова не на месте. Кусаю губу от мрачных мыслей.
— Хватит переживать! — мама в знак поддержки сжимает плечо. — Я еще загляну к ним пару раз под предлогом забрать вещи. Посмотрю, чтобы с малышом ничего не случилось.
Не знаю, то ли меня успокаивает, то ли правда проследит.
Я вздыхаю, раскладываю вещи на кровати. Они так странно смотрятся в комнате, где я провела детство. Привыкла их видеть в другой обстановке. От этого грустно и больно.