Челюсть валится на землю, когда она коротко чмокает кабана в губы. Несколько секунд явно наслаждается произведенным эффектом, машет воображаемым хвостом и исчезает за зеленым забором.
Глава 66. Марина
— Мари!
Голос бьет по всем слабым точкам, и меня мгновенно перекручивает. Вжимаюсь в забор, ощущаю, как металл, нагретый за день, обжигает кожу сквозь тонкую ткань. Но я не чувствую ни жара, ни боли.
Мне холодно. Тело знобит, бьет крупная дрожь. Будто я прыгнула в ледяной родник или серьезно заболела.
Второе вполне вероятно.
Вирус любви такой. Абсолютно безжалостный.
— Тебя невеста ждет, Левицкий, — кричу через высокую преграду, а внутри все подрагивает. — Я не хочу тебя видеть.
— Лисенок, дай мне все объяснить, — просит одновременно жалобно и зло. Какая-то адская смесь эмоций в его голосе, из которых не вычленить главную.
— Твой поцелуй все объяснил за тебя.
— Мари…
— Ты не глухой, женишок? Она же сказала: вали.
Прижимаю ладонь к глазам в попытке остановить слезы. Голос Димы. Словно ядовитые пары, проникает в кровь. Хочется крикнуть, чтобы убрался из моего поселка, исчез навсегда. Но я молчу. Кусаю язык, щеки изнутри, лишь бы не испортить эффект поцелуя.
О да!
Взгляд у Саши непередаваем.
На Диму он смотрит с такой ненавистью, что даже их стычки с Олегом кажутся детской возней в песочнице. Мне одновременно страшно, приятно и дико. Любая девушка хочет видеть, как любимый мужчина ее ревнует.
Но что делать, если он тебе не принадлежит? Ведь у него в столице другая.
Или другие…
«Я люблю тебя».
А так хочется поверить в искренность его слов!
— На хуй пошел.
— Сейчас ты пойдешь. Не просто на хуй, а в могилу.
— Прекратите! — кричу и нервно оглядываюсь на дом. Родители же ничего не слышали? — Не устраивайте скандал на улице. Здесь не передача по Первому каналу.
— Марин, мне прогнать его? — спрашивает Дима.
— Тупой? Сказал же, чтобы валил.
Давлю стон и негромко рычу. Саша невозможен в своей твердолобости.
— Не тебе спрашивают, а девушку. Поучись вежливости, потом подкатывай яйца. Родители не рассказывали, как надо с женщинами обращаться?
Забор сотрясается, когда Саша ударяет по нему кулаком. Невольно подпрыгиваю от испуга и замечаю, как на крыльце появляется мрачная фигура отца. Едва не взвываю от ужаса, представляя, что сейчас начнется.
— Хватит! — рявкаю. — Саша, я попросила тебя уехать.
— Хер там, лисенок, — фыркает упрямый придурок. — Никуда я не поеду. Только с тобой в качестве моей невесты или лучше жены.
— Губозаточную машинку подарить? — хохочет Дима.
— Бля, придурок, ты меня сейчас доконаешь. Терпение не резиновое, а газоны не удобрены.
— Жопу в таратайку посадил и укатил обратно в том направлении, откуда прибыл. Здесь не место всяким мамкиным мажорам с их понтами. Права качай в Москве. За МКАДом другая жизнь.
— Это мерседес, нищеброд. Тебе на него работать и работать в своей унылой шаражке. Подотри слюнки, умерь зависть и сгинь в направлении помойки, которую называешь домом.
— Именно, работать, мальчик-хуй-с-пальчик. Все лучше, чем у папы на карманные расходы клянчить.
— А-а-а, — сползаю по забору на землю и сажусь в траву. На подбегающих муравьев не обращаю внимания, потому что от двух базлающих котов едва не вою в голос. — Вы замолчите или нет? Саша, уезжай! Повторяю. В. Третий. Раз! — чеканю по слогам.
Я уже не знаю, как с ним разговаривать. Забор вновь трясет, мой бывший настроен на победу. Напор сбивает с ног и кружит голову. Если раньше меня удерживала любовь к Олегу, то теперь ее нет. Аргумента в виде Димы недостаточно для глупого сердечка, которое постоянно замирает в предвкушении.
Какая же я идиотка, а. Второй раз на те же грабли.
Почему у меня вечно все через энное место?
— Так и я повторяю, что не уеду, — фыркает этот кретин. — Мне без разницы. У забора поживу, если надо.
— Еще всякого мусора тут не хватает, — брезгливо тянет Дима.
— Что за кошачий ор с улицы? Мамка чуть с кресла-качалки не упала, — интересуется подошедший папа, и я умоляюще смотрю на него. — Вроде не март, чего вопят?
— Пап, — проглатываю ком.
— Ладно, щеночек. Щас палку возьму и эту пушистую парочку прогоню подальше.
— Его гоните, Артем Денисович! — вопят в унисон парни.
В голове рождается четкая картинка, как они тычут друг в друга пальцами
— Ну-ка, кыш от моего забора, черти, — гаркает папа, и вдруг становится резко тихо. Мужчины замолкают, а он довольно щурится.
— Вот. Видишь, щеночек? Не нужны нам всякие оболтусы. Хоть клоуны, хоть клоуны-пилоты. Пошли в дом, мама пирожков напекла.
— В смысле, не нужны? — забор опять трясет, когда Саша приникает к нему и скребется. — Клоун уже кольцо купил.
— Невесте подари! — огрызаюсь в ответ и решительно поднимаюсь.
— У меня есть только ты, лисенок.
— Угу, и еще триста пятьдесят три дуры. Пошел ты, Саша, в задницу.
После этого с гордо поднятой головой удаляюсь в дом. А слезы… их в моей комнате никто не увидит, кроме родителей. Вслед раздаются крики, увещевания. Слышу, как скрипит калитка. Папа не шутит насчет палки, потому что следом по улице разносится его грозный рев.
Соседи наверняка приникают к окнам и жадно фиксируют события. Вечером всем бабкам на лавочке будет что обсудить.
Господи, какой позор...
— Что там, Мариночка? — суетящаяся мама появляется на пороге, и я утыкаюсь носом в ее плечо.
— Ох, мам...
Глава 67. Саша
— Поезжай в гостишку. Поспишь, а завтра подумаешь, — зевает на экране смартфона Женя.
Полночь, время детское. Но у друга слипаются веки, а речь замедляется. Наличие ребенка вносит коррективы в его жизнь. Женя — отличный отец и многое показывает Кириллу на собственном примере.
Похоже, режим у них теперь тоже общий.
— Не могу, — обреченно вздыхаю.
Дергаюсь, когда за окном грохочет гром. Нервно оглядываюсь по сторонам. Машину заливает. Бешеные удары стихии заставляют замирать каждый.
Не люблю слякоть и грозу ненавижу. От громких звуков появляется мигрень, а в груди ворочается тарантул детского страха.
В ту ночь тоже шел ливень. Вспышки молний сливались с выстрелами.
Трясу головой.
Просто дождь.
— Здесь индюк пасется, — признаюсь с неохотой и кошусь на красный забор. — Ладный, зубастый, складный. Сука. Одним словом, гандон.
— Красавчик, который нравится Марине, — продолжает мысль Женя, затем злорадно хмыкает. — Побудешь в моей шкуре. Это тебя боженька наказывает. Не крутись ты возле Ани, все бы нормально прошло.
— Начинается.
— Не заканчивалось.
— Да, конечно, поговорим о тебе любимом, — в сердцах ударяю по панели.
Сердце сбивается с темпа
Я злюсь не на Женю.
Перед глазами встает недавняя сцена. Больно, блядь. Еще больнее представлять, что испытывает Марина. Объясни я все раньше, ничего бы не случилось. В итоге запудрил мозги одной и обидел другую.
Не верится, что это я. Схожу с ума от любви к женщине, которая знать меня не желает. Жажду все переписать, стереть прошлое в пыль. Исправить собственноручно созданную ситуацию с подставной невестой.
Понятия не имею, как жить, если не добьюсь расположения Марины.
Меня сейчас успокаивает только одно: она тоже любит. Вижу и чувствую ее эмоции, как никогда раньше.
А улыбчивый сосед Дима пойдет на хуй. Прикопаю в саду под персиками. Несчастные растения нуждаются в удобрении.
— Отдышался? — Женин кашель приводит в чувство и порождает новый приступ вины.
Блядь. Много психов на один квадратный метр вокруг него. Папаша-тиран, мать-шизофреничка. Неудивительно, что он загремел в клинику.
— Прости.
— Жаждешь посраться — звони Олегу, — кривит рот, затем вздыхает и смахивает белесую челку со лба. — Я люблю вас, парни. Но иногда так и тянет пристрелить обоих, чтобы не страдали. Хорош ядом брызгать.