— Хуже ты сделать не мог, пап, — выдавливаю с долей яда и тоски.
— Щеночек, я же как лучше хотел. Не уехал бы он. Знаю, потому что сам таким был. Поговорите, решите все.
— Нет.
— Щеночек.
Вздыхаю, утираю сопли и проступившие слезы. Громко шмыгаю носом.
— Что?
— Марин, — продолжает увещевать, — тебя же никто не заставляет с ним разговаривать прямо сейчас.
— А если я и потом не захочу?
— Вышвырну и не оглянусь. Такой ответ устроит?
Шумно втягиваю носом воздух, пытаюсь унять скулящий вой в груди.
— Сам уедет. Помыкается, потом свалит. Здесь его никто не ждет.
— Может, и уедет, — цокает языком папа. — А, может, нет. Время покажет. Ты лучше завтракать иди. Ромео я скоро на рынок погоню. Пусть красивым личиком посветит, туристам ягоду продаст. Должна же быть от него польза?
Растерянно моргаю, затем разворачиваюсь и осторожно приоткрываю дверь. Выглядываю, но получаю щелчок по кончику носа.
— Ай, пап!
— Давай, щеночек, спускайся. Поешь, попьешь и отправишь рыцаря яйца собирать, — хитро щурится он. — Потом мы на рынок.
— К Лючие? — победно улыбаюсь.
— К ней. Пусть с Сан Санычем за место в курятнике поборется.
— Разве петуха зовут не Кеша?
— Теперь Сан Саныч. Посмотрим, кто из двух петухов Александров станет главой курятника.
Глава 69. Саша
Москва не сразу строилась.
Где-то глубоко в сердечке я надеялся на более легкий исход. Хотелось увидеть маску, которая спадет с каменного лица Марины. Поймать ласковую улыбку, окунуться в копну рыжих кудряшек и зацеловать любимых муравьишек.
Каждого.
Скучаю.
Но лисенок не сдастся без боя. Она гордая, принципиальная. Я же дурак, который накосячил. Много. Одним эффектным появлением не выбить наваленную гору пиздеца из-под ее ног, которая там из-за меня.
Зря полез с блинами. Тогда Марина поела бы нормально. Хотелось, как лучше. В итоге она осталась без обязательной дозы питательных элементов на день. Завтрак всегда задает тон будущему дню.
Особенно если девушка беременна.
Надеюсь, что так.
Преисполненный ожиданий, распахиваю дверь в курятник. Настраиваю позитивное мышление, ищу плюсы. Экотуризм нынче в моде. Свежий воздух, теплое солнце, море. Вокруг красота, все зеленое. Еще и зоопарк прямо у дома в придачу. Как здесь не радоваться?
Беру из ситуации все.
— Цыпа, цыпа, — присвистываю и морщусь от неприятного запаха.
Врастаю в землю. Сорок пар глаз, наполненных кровью, грозно, как по команде, взирают на меня.
Жутковато.
Нервно сглатываю и повыше задираю ведро с комбикормом.
— Я с миром. Обмен. Слышали про такое? Вы трапезничаете, а я собираю яйца. Окей?
Разговаривать с курами? Бредятина.
Но судорожный смешок все равно срывается с губ. Вокруг становится тихо.
— Вот и ладненько.
Кашляю, затем смелее шагаю внутрь. Нахожу блестящую кормушку. Возникает ощущение, что ее вылизали и вытерли с хлоркой. Почему-то сей факт сильнее бьет по разрастающейся в груди тревоге.
— Выспаться бы тебе, Сань, — трясу головой и опрокидываю ведро. — Это просто куры.
— Ко-о-о, к-о-о-о, — раздается за моей спиной.
— Спокойно, девочки. Свою часть договора я выполнил, — выпрямляюсь и, хрустнув шеей, поворачиваюсь. — Теперь ваша… А-а-а!
Слова застревают в горле. С воинственным кудахтаньем появляется грозная тень и обрушивается на меня сверху. Острые когти впиваются в плечи, причиняют адскую боль. Грозное хлопанье крыльев и мощные клювы повсюду.
На меня нападет целая стая птиц-убийц. С воплями отбиваюсь ведром, но им хоть бы хны. А еще говорят, что куры не летают. Другие, может, нет. Но этот отряд откормленных киллеров вполне себе.
От мелькания разноцветных перьев рябит в глазах. На ощупь нахожу дверцу и кубарем вываливаюсь из курятника с диким визгом. Качусь по маленькой лестнице прямо в хлюпающую грязь. Под хохот Артема Денисовича.
Внезапно все стихает. Приоткрываю один глаз с опаской. Отец Марины, держась за калитку, стоит неподалеку. Задыхается и хватает ртом воздух. Утирает текущие слезы под моим осуждающим взглядом.
Пернатые суки с невинными мордами едва не указывают на меня крыльями. Не куры, а отряд голубей мира. Видимо, дело в топоре, который сжимает Артем Денисович. На него как раз косится петух.
Лысый как коленка!
Возмущенно открываю рот, когда кровожадная тварь мельком смотрит на меня. Никаких сомнений в том, кто зачинщик. Его выдает шнурок от моего браслета, который лежит рядом с кривыми лапами. Лысая падла пытается незаметно закопать его, при этом преданно заглядывает в лицо Артема Денисовича.
Не петух, а глава организованной преступной группировки. Понятно, почему напал. На «девочек» обиделся.
— Почто птенчиков растревожил? — отдышавшись, Артем Денисович выпрямляется, а лысый козел выпячивает грудь, встает по стойке смирно. Инстинктивно поднимаю руку и тычу в него пальцем.
— Они первые начали!
— Ко-о-о? — недоуменно откликается петух.
Вот урод! У него улика под клювом, а он отпирается!
— Не верьте ему. Врет! — взвизгиваю.
Петух давится зернышком. Артем Денисович скрещивает руки на груди. Топор переливается на солнце, лысый гад отступает на два шага.
— Выспаться бы тебе, клоун. Это просто куры.
Ага, а почему сам с топором?
— Эх, Сан Саныч, что же мне с тобой делать, — вздыхает Артем Денисович.
— Я Александр Николаевич.
— Ты клоун, а Сан Саныч, вон, чудище заморское, — он с любовью взирает на лысую тварь. Но строго грозит пальцем.
И на том спасибо.
— Меня пустишь? Или в суп?
Сан Саныч деловито отскакивает в сторону. Как только красную дорожку не достает и дверь не придерживает, пока Артем Денисович входит в курятник.
— Вставай, клоун. Пошли с Лючией знакомиться. Или я за тебя работу делать должен? — доносится из недр. — За одежду, к слову, штраф.
— Сколько?
С трудом обретаю равновесие на скользкой земле. Под грозным взором Сан Саныча.
— Какой, а не сколько, клоун. Еще не придумал. Сейчас яйца соберем, поедем ягоду продавать. Там разберемся.
— Ко, ко, ко, — ржут пернатые со всех со сторон.
На этот раз я прекрасно понимаю их.
Кто знал, что путь к сердцу любимой девушки лежит через двенадцать подвигов из списка ее отца?
Пусть Артем Денисович не на моей стороне, но задает нужный вектор. И лучше мне его не разочаровывать.
— Клоун, — грозно рычит, и я резко подпрыгиваю. — Долго ждать?
— Лечу, — вскрикиваю радостно, затем кошусь на Сан Саныча и провожу пальцем по шее. — Тебе не жить, петух.
— Кукареку, — закрепляет договоренность о новой войне.
Глава 70. Марина
— Чего хохочешь?
Сквозь смех и слезы тычу пальцем в сторону сарая. Из него с воплями ужаса вылетает Саша, а за ним выпрыгивают суровые курицы во главе с нашим петухом Сан Санычем — в прошлом Кеша. Настоящей израильской породы. Нет ни намека на перья. Страшный, лысый и суровый, как браток из лихих девяностых.
Где папа его достал, понятия не имею. Но сейчас этот поганец косит под хорошего парня: кудахчет, смотрит на моего родителя с опаской и услужливо топчет лапками траву. А все из-за топора, который внушает уважение.
Ибо без оного крикливый разгильдяй никого не слушается.
— Бедный мальчик, — вздыхает мама.
— С чего бы? Богатый. Часок в курятнике ничего с ним не сделает, — фыркаю в ответ и ловлю ее веселый взгляд. — Что?
— Улыбаешься, щеночек. Счастлива, что приехал твой рыцарь?
— Вот еще!
Ничего я не рада, просто смешно наблюдать за глупыми попытками Саши понравиться папе. Все равно ему ничего не поможет, пусть хоть убьется. Прощать я его не собираюсь. Больно огребать последствия.
— Ты бы блинов поела. Вкусные, — уговаривает мама в пятый или шестой раз голосом джинна из бутылки.
— Не хочу.
— Мариш, ну так нельзя. Надо позавтракать.
— Бутерброд нарежу.
— Не дело есть всухомятку, — она подставляет тарелку с пышными панкейками, от которых до сих пор идет одуряющий аромат. — Давай. Всего один. Он даже не заметит.