— Что? — сипло выдавливаю, едва дыхание приходит в норму.
Он методично поправляет одежду, волосы. Выбрасывает использованный презерватив, надетый непонятно, в какой момент, и будничным тоном говорит:
— Увольняйся, Мари. Зачем терпеть такое отношение к себе?
Вспыхиваю за секунду, потому что стыд и тоска накрывают с головой сразу после угасания возбуждения.
Резво спрыгиваю со стола, покачиваюсь, натягиваю одежду, приглаживаю топ. Натруженные мышцы гудят, ноги и руки трясутся после сумасшедшего оргазма. Распаренная кожа горит в тех местах, куда Левицкий добрался с укусами и поцелуями.
Остается несколько секунд на побег из чертовой комнаты, но я их трачу на дальнейшие пререкания.
Потому что макияж и прическа подождут, а моя гордость — нет.
— Нормальное ко мне отношение, — вскидываюсь от злости и невысказанной обиды. — Просто людям срочно нужна помощь. Здесь привыкли работать, а не бездельничать!
Безбожно вру, и Левицкий это видит. Приподнимает широкую бровь, затем хмыкает.
— Срочная работа в субботу? — с издевкой тянет и застегивает пиджак, чтобы скрыть порванную рубашку. — Мари, ты меня наебываешь или себя?
А потом с довольным свистом идет к выходу.
— Просто у нас много работы! — кричу ему вслед в идиотской попытке оправдаться.
Мудак машет в ответ рукой.
— Вечером заеду. Не забудь надеть чулки и блядские туфли. Больше ничего.
— Идите вы, Александр Николаевич…
Осекаюсь, когда Левицкий поворачивается и окидывается меня убийственным взглядом. По телу разбегаются такие жуки, что тянет скинуть одежду на пол. А потом нестись к нему с криками о помощи.
— «Пожалуйста, Саша».
Мой высокий голос в исполнении его баритона звучит забавно. Только мне не до смеха, потому что продолжение выбивает почву из-под ног:
— В следующий раз никаких поблажек. Я просто выебу тебя на глазах у всех, Мари, а потом солью те фотографии всем мало-мальски крупным партнерам Шершнева. И хуй ты после этого найдешь работу. Поэтому попридержи язык для массажа моего члена и лучше тренируйся на бананах для горлового минета.
Хватаю стопку каких-то бумаг и бросаю прямо в него. В момент, когда дверь захлопывается за его спиной.
Глава 7. Саша
Ее высочество Шершнева Елена Семеновна до усрачки любит три вещи: ебать Олегу мозг, драть последний растянутый нерв и строить из себя жертву. Именно за этим она коротает скучные будни, а в оставшееся время оргазмирует от финансовой аналитики и сует аккуратный носик в дела друзей.
Похоже, что сегодня Олег все-таки сдох.
— Тебя присмотреть послали, а ты член засунул! — визжит в трубку сорок первую минуту подряд.
Как только голос не сорвала.
Не понимаю, какого хуя я терплю ее выкрики? Я что, первоклассник на первом уроке?
Лена — странный человек, который появляется и исчезает из моей жизни легко. Но когда ее нет, внутри не хватает детальки. Как настоящий пазл. Его не соберешь без кусочка, закатившегося под диван.
— Лева! Ты меня слушаешь? — шипит, а я чувствую, как яд с ее зубов растекается по каналам связи и вливается мне в ухо.
— Да не было у нас ничего с Анютой, Леночек, — шуршу фольгой. — Не бузи, все на мази. Дальше рамок нашего технического задания не уходил.
Калауд куда-то запропастился, поэтому натягиваю тонкий алюминий на чилим и проклинаю себя за рассеянность. Хотел же купить, но забыл. Все из головы вылетело из-за рыжей сучки.
«Пожалуйста, Саша».
Горло сдавливает от жесткого спазма, а член моментально оживает. Потому что я снова вижу перед собой круглые от страха глаза цвета шуршащей фольги в руках.
А ведь говорят, что холодные оттенки с теплыми не сочетается.
Хуйня.
Каждая деталь в Марине кажется идеальной. Одна гребаная ночь, и мой разум осыпался трухлявым пнем под давлением ее совершенного тела. В памяти всплывают маленькие пальчики с красным педикюром.
Я облизал все до единого. Как одержимый фетишист ласкал любой попавшийся мне миллиметр кожи.
Ни одну бабу не трахал с такой отдачей.
Сами кончали. Зачем пыхтеть?
Ебучая кладовая, тесная и пыльная, превратилась в мое индивидуальное место для жертвоприношения. Когда Марина прильнула ко мне испуганным зверьком, ища поддержку и защиту, едва сердце через член не выпрыгнуло.
Я чуть не расцеловал злобных сук за дверью и удовлетворил бы персонально недотрах любой из них.
Только бы не ушли.
— Лева, ты, конечно, гондон, но я тебе верю.
— Я хотел, — сдаюсь и тяжело облокачиваюсь на стол.
Часто моргаю. Пытаюсь содрать изображение кончающей фурии с сетчатки. Только, похоже, образ Марины с распахнутым блядским ртом и солнечными зайчиками на коже отпечатался в подкорке мозга. Впитался в серое вещество и, испуганно хлопая лисьими ресницами, отправился путешествовать по венам.
Рассеянно верчу в руках новенькую баночку со смесью для кальяна. Схватил первую попавшуюся.
Угу, так я думал.
Нервный смех дребезжит в горле, когда до меня доходит смысл надписи на черной этикетке. Даже табак с ароматом апельсинового печенья купил.
Сука.
— Ну?
— Хуй кладу, — огрызаюсь и с трудом возвращаюсь к разговору. — Блядь, Лен. Я вляпался сильнее, чем думал. Впрочем, плевать. Парочка сочных задниц приведут в чувство, но…
В трубке судорожный кашель.
— В Аню? — хрипит великая сводница, пока борется с приступом удушья.
— Нет.
— Слава богу! — незамедлительно раздается облегченный свист. — Еще не хватало мне до конца жизни слушать, как вы с Лазарем лаетесь. Олега за глаза хватает.
— Ну ой, что там лаяться. Лица друг другу разукрасили, и вопрос решен.
— Тульский пряник, — смеется, а в груди разливается знакомое тепло от ее поддержки. — Действуй, не крошись, а то совсем зачерствеешь. Марина хорошая девчонка. Я тебе триста раз говорила. Только твоим священным членом заклинаю: не будь уебком. И…
— И ты жаждешь поскорее сплавить ее подальше от Шершня.
«Ведь она влюблена в твоего, блядь, мужа».
Какого-то хуя знание этого факта причиняет не просто дискомфорт. В кишках дребезжит старая бензопила «Дружба». Рвет затупившейся цепью тонкие стенки нежных органов, смазывается ее багровой кровью и заедает под диафрагмой. Потом движком ударяет по сжимающемуся желудку при каждом взмахе.
Рыжая сучка закрывает глаза, когда трахается со мной.
Лисенок, блядь. Что ты делаешь?
Лена затихает. В трубке слышится ее шумное дыхание. Такое нервное, прерывистое. Я чувствую, что ступил на территорию, где давным-давно все до меня перекопано, но все равно не останавливаюсь.
— Это не отменяет, что я сказала ранее, — выдает, наконец, сквозь рвущийся свист. — И у нас с Олегом все кончено.
Киваю и стараюсь одной рукой распаковать баночку с желанным ароматом.
— Конечно. Шестой сезон, шестьсот шестьдесят девятая серия. Все, Леночек, мне некогда. Встреча через десять минут. Давай. Поцеловал, обнял, приподнял. В засос, поскольку Шершень за бортом.
— Козел, — доносится сдавленный хохот.
— Отсосешь?
— Идиот, блядь, — всхлипывает от раздирающего ее смеха. — Быстрее отгрызу. Давай, но не всем подряд. Пока-пока.
Приятный вечер в привычном излюбленном одиночестве стремительно скачет на хуй. Выпускаю сладкие пары дыма, пропитанные ароматом рыжей лисы, и кошусь на часы. Не так часто. Примерно каждые пять минут.
Сбрасываю седьмой звонок от матери и десятый от Лики. Трахать новую куклу, подкинутую Ульяной Маратовной Левицкой, нет настроения.
«Дорогой, тебе двадцать семь лет. Мы с твоим отцом не молодеем. Пора бы задуматься о семье».
Да, да. Знаю, о какой семье идет речь.
Пока папин давний друг и теперь бывший партнер, Александр Самуилович Лазарев, находился на плаву, никого из родителей не ебала моя жизнь. Был только один критерий не пасть ниже его сына Женечки. А теперь влиятельная денежная лапа исчезла с горизонта и в поле зрения резко засияли всякие Лики с папулей из компании «Амур Строй».