— Артем Денисович, в вас есть хоть что-то святое? — стон вылетает сквозь зубы, когда тяжелая ладонь касается ноющей поясницы.
— Цыц, клоун. Подумаешь, поигрался с лопатой, — хрюкает довольный тесть, затем садится рядом и отбирает кружку с квасом. — На меня Розин папка, земля ему пухом, быка натравил. А это что? Так, игрульки.
Он с удовольствием причмокивает, пока я затягиваюсь заслуженной вечерней сигаретой. Солнце давно село, а Диму проводили только сейчас. Выдыхаю с облегчением. С крыльца слышно, как стрекочут кузнечики сквозь гул долбящей вокруг музыки.
— Быка? — кивает. — Жестокий дед был у лисенка.
— Милосердный, — загадочно хмыкает Артем Денисович и морщится, будто кислинка на языке взорвалась. — Я бы на его месте убил.
— Ну-у, пока хочу живой, — несмело улыбаюсь.
— Ключевое слово «пока».
Неосознанно тру горло. В ушах нарастает гул, вокруг затихает природа. Тесть, склонившись под тяжестью невидимой ноши, опирается на колени.
— Что хочу сказать, Сань. Как мужик, я все понимаю. Сам был молодым, глупым. Наворотил пуще твоего.
— Не уверен.
— Я уверен, — кивает своим мыслям.
Сомнений не остается: он знает, о чем говорит.
Мне неуютно, хочется провалиться под землю. Но я все равно обращаюсь вслух и внимательно ловлю каждое слово.
— Меня сложно переплюнуть в дурости, сынок. Маринка уже ползала, а я все никак не мог определиться. Шатало из стороны в сторону. Смотрю на тебя и вижу себя.
— Я не...
— Значит, слушай внимательно, — перебивает тесть. — Ты нравишься мне. Головастый, рукастый, смекалистый. Я, когда из Москвы переехал сюда, половины не мог. Вижу, как Маринку любишь. Но, как отец, предупреждаю, что это твой последний шанс. Еще раз увижу, как дочь плачет — закопаю, глазом не моргну. Папа не поможет. Ясно?
Нервно сглатываю.
— Более чем.
— Вот и замечательно, — зевает широко и под немую паузу поднимается. — Чего расселся, клоун? Быстро спать. Завтра сливу пилить. Вон ту. А то Маринке не видно ни черта в окно, и жуки задрали. Ох, сколько дел, сколько дел…
Подмигнув, Артем Денисович хлопает меня по плечу и растворяется в дверном проеме. А я разглядываю покошенное дерево среди малиновых кустов.
Слива, значит.
— Саныч, — шепотом зову петуха, когда выхожу из душа.
Лысый воин всех кур и повелитель цыплят выглядывает из курятника. Поворачивает ко мне вечно недовольную морду, скребет когтями, расставляет крылья, но не шумит.
Я же не нарушаю территорию.
— Как насчет раннего завтрака?
— Ко-ко?
— Только не буянь утром.
Сан Саныч смотрит на меня, как на дебила. Хорошо, пером у виска не крутит. Нет, птица, но какой хитрожопый жук.
— Я кормлю раньше, а ты ведешь себя тихо. Договорились?
Естественно, петух молчит. Надеюсь, что понимает.
Довольно присвистывая, послушно отправляюсь спать. Артем Денисович не шутит, и завтра ждем очередной интересный день. По традиции он начинается в шесть утра. Мне нужно встать пораньше и не перебудить всех.
Намного раньше.
К счастью, меня вырубает стремительно. Свежий воздух и физический труд помогают.
Как и Сан Саныч, с которым мы достигли некоторой договоренности. Ни звука. Лишь возмущенное кукареканье от незапланированного вторжения. Вполголоса. Да и топор я прихватил для посещения курятника.
Не дожидаясь восхода солнца, на цыпочках отправляюсь к хозяйской любимице Лючии. Наседка смотрит с ненавистью, но молчит. Лысый товарищ снисходительно разглядывает меня в ожидании персональной кухни.
— М-м, вкуснятина, — киваю петуху и разрываю пищевую пленку на салатнице. Нарезанные остатки от ужина Дульсинеи летят прямо в корыстный клюв довольного Сан Саныча.
Отлично его понимаю. Сам едва не подпрыгиваю. В предвкушении внезапного сюрприза для Марины, который, по всем расчетам, растопит ее сердечко, наспех надираю охапку одуванчиков. Подсолнухов нет, но и так намек понятен.
Мое солнце, мой свет.
Красиво? Романтично? Все.
Но план трещит по швам, когда я оказываюсь в густых зарослях малины. Иголки царапают воспаленную кожу, цепляются за одежду. Да и окно, которое обычно распахнуто настежь, то ли прикрыто, то ли вовсе заперто.
— Ли-се-нок! — выкрикиваю в пятый раз, отправив найденный под ногами камешек в окно.
С опаской оглядываюсь по сторонам. Точно на уши подниму и дом, и соседей. Или стекло разобью, что еще хуже. Потом меня тесть на вертеле зажарит.
Была не была!
Распихиваю камешки по карманам и, собравшись с силами, плюю на ладони. Обхватываю шершавый ствол старой сливы. Благо лазать по деревьям, как с велосипедом — никогда не разучишься. Одуванчики горчат на языке, пока я доползаю до самой близкой ветки с ловкостью шимпанзе.
Матерящегося, но это нюансы.
До окна не дотянуться. Несколько попыток заканчиваются провалом. Набранные камни падают на землю под скрежет моих зубов.
— Ли-се-нок! — зову тихонько и бросаю последний камешек. — Ли-се-нок!
Окно распахивается в момент, когда я ступаю на толстую ветку. От радости едва не падаю, потому что сердце замирает.
Лунный свет обнимает рыжие кудряшки, путается бликами в растрепанных волосах. Ласкает нежную кожу, сбегает вниз по веснушкам. Одновременно заспанный и ошарашенный вид Мари бьет в стратегически важную точку.
Или, скорее, тире.
Член от резкого притока крови впадает в истерику, мозг окутывает сладкой ватой. Улыбаюсь, как идиот, не в силах оторвать взгляд от своей красавицы.
— Лисенок, — машу цветами, привлекаю ее внимание, — как я рад, что ты проснулась. У меня закончились камни. Кстати… веревки нет? А то я не дотягиваюсь.
— Левицкий, ты идиот? — растирает лицо. — А если упадешь?
— Брось, — с натугой выдаю, тянусь к подоконнику. — Я с пяти лет, как обезья… А-а-а!
— Саша!
Хруст под ногами сливается с нашими криками. Взмахнув руками, не успеваю сгруппироваться и лечу прямо в колючие объятия малиновых кустов.
Да твою же мать.
Глава 78. Марина
— Ай!
— Терпи, казак. Любишь по малинке лазать, люби и жопку под зеленку подставлять! — сурово заявляет папа и вычерчивает на спине Саши изумрудную полоску шириной в сантиметр.
— Артем Денисович, можно же поаккуратнее, — скулит мой раненый кавалер и печальным взглядом потерянного щенка косится на меня. — Лисенок, я хотел, как лучше.
— А получилось, как всегда, — хмыкаю в ответ.
Не могу сдержать улыбку при виде великолепного тела, которое лежит передо мной в царапинах и мелких порезах.
Счастье, что обошлось без ушибов и переломов. Полетал Саша знатно: здоровую ветку сливы и три куста машины. Выскочивший с ружьем папа матерился так, что Сан Саныч теперь боится из курятника выходить во двор. Даже Дима проснулся в соседнем доме и два часа потешался из-за забора, пока пленника спасали из колючих зарослей.
Клоуны, господи. Что один, что второй.
— Ох, бедный мальчик, — причитает мама, носясь вокруг с ваткой и перекисью, а когда Саша в очередной раз жалобно стонет, рычит: — Тема! Аккуратнее можно? У ребенка сплошные раны.
— Нет там никаких ран, Роз. Пара царапин и синяк на полжопы.
— А если у него внутреннее кровотечение?!
— Где? В причинном месте?
Качаю головой, цокаю от пристального и прожигающего взора. Несмотря на печальную мордочку, Саша не выглядит жалким и пристыженным, наоборот, уголки его губ подрагивают в явном желании расхохотаться.
Если боль напрягает, то самую малость.
Дурак.
Чем думал, когда на сливу лез?
— Все, дочка, — хмыкает папа, замечая наши переглядки, — следи, чтобы не вставал.
— Предлагаешь мне привязать его к кровати? — прищуриваюсь и скрещиваю руки на груди. Кто бы сомневался, что мое предложение вызовет у Саши восторг.
— Лисенок, я не против! Только ты сверху…
Краснею, шиплю от злости. Кретин! Кто такое говорит при родителях?!
—… Поддерживаешь меня, — заканчивает пошлое предложение и ойкает, когда получает от отца по заднице. — Артем Денисович! — возмущенно вопит.