Выбрать главу

Голова приятно закружилась. Делая очередной разворот, Эля глянула в зеркало и в испуге отшатнулась. Из него смотрело черное страшное чудище. Открыв пасть с красным мокрым зевом и огромными острыми зубами, оно готовилось выпрыгнуть наружу и напасть на танцующую девочку. Эля закричала, потеряла равновесие и упала, ударившись головой об угол шкафа. Чернота, сродни пугающему чудищу, навалилась на нее, давя и мешая дышать. Захрипев, девочка потеряла сознание.

С сотрясением мозга она пролежала до конца третьей четверти. В больнице она все время плакала и звала родителей. Мама, испуганно косясь на кровати с металлическими спинками, серое больничное белье и морща нос от запаха вареной капусты, подняла на мужа полные слез глаза, и Элю забрали домой, на постельный режим. Папа согласился, что районная детская больница – совсем не место для его потрясающего ребенка.

Лежать дома было скучно, потому что ни читать, ни смотреть телевизор, ни рисовать Эля не могла. Сразу кружилась голова, наваливалась боль в висках, начинало тошнить. Противная волна поднималась откуда-то изнутри, заставляя желудок поджиматься, сворачиваться, а потом выстреливать мутной, дурно пахнущей жижей. Делались ватными руки, слабели и начинали мелко дрожать ноги.

Мама репетировала партию Розы в «Маленьком принце», поэтому днями пропадала в театре. Папа был на своей ответственной работе, возвращаясь по вечерам и привнося в детскую запах свежего коньяка и крупные ароматные мандарины. Няня пыталась читать ей вслух, но дикция у нее оставляла желать лучшего, да и декламировать с выражением она не умела. Неправильно поставленные логические ударения лишали тексты смысла, и силящаяся вникнуть в замысел автора Эля быстро уставала и отправляла няню прочь, оставаясь одна.

Довольно быстро пришлось признать, что с балетом покончено. Сказалась пропущенная четверть, оставшиеся даже после выздоровления приступы дурноты, запрет на любые физические упражнения и уж тем более любимое фуэте.

Когда ей разрешили вставать, а потом и потихоньку гулять по улицам, опираясь на руку няни и дыша свежим воздухом, Эля как-то внезапно открыла для себя красоту Москвы. Старинные благородные дома возвышались над ней, когда она шла по улице. Она задирала голову, этого делать ей было категорически нельзя, чтобы разглядеть балконы, и тут же останавливалась, чтобы переждать головокружение.

Дома были не похожи один на другой. Все разные, как и люди. Один высокий, другой низкий. Один стройный, другой толстый, один с горбатым носом, а другой с «пуговкой» или «картошкой». Вечерами в домах зажигались окна. За их стеклами кипела чужая жизнь, разыгрывались настоящие, а не балетные страсти. Там ссорились, мирились, воспитывали детей, варили супы, шили платья, плакали от разлуки с любимыми и радовались рождению детей.

К тому моменту, как врачи разрешили Эле ходить в школу, она уже точно знала, кем мечтает быть. Архитектором. Проектировать и строить дома. Идея, озвученная папе, встретила горячую поддержку. Ребенок не хотел погрязнуть в сложном мире искусства. Ребенок хотел строить социалистическое будущее. И это было прекрасно.

Впрочем, на дороге к мечте встретилось еще одно препятствие – Эля Фалери совсем-совсем не умела рисовать. Из-под ее руки выходили не четкие и ровные линии, складывающиеся в ожившие изображения домов, которые она придумывала, а что-то кривое и кособокое, не подлежащее ни малейшему улучшению.

Будущее в очередной раз пришлось подкорректировать. Эля решила, что станет не архитектором, а инженером-строителем. У нее оказался технический склад ума. Математика и физика давались ей легко, так что к строительному институту она могла подготовиться без особого надрыва. Да и папа, несомненно, мог помочь.

В двенадцать лет девочка-ангел внезапно повзрослела. Она была все так же хороша собой. По-прежнему любила красивую одежду и немецких кукол. Носила кудряшки с разноцветными бантами и лакированные туфельки. Но ее внутренний мир внезапно оказался строгим и серьезным. Она не ходила в театр и с некоторым недоумением смотрела на приходящих к маме гостей. Творческий беспорядок ее больше не увлекал. Девочка во всем искала гармонию четких линий и прямых углов.

– Ты знаешь, я ее боюсь, – как-то сказала мама папе. Эля случайно подслушала их разговор, возвращаясь из туалета, а услышав, застыла в дверях, потому что ей стало интересно. – Это сотрясение мозга изменило ее до неузнаваемости. У меня такое чувство, что это – не моя дочь. Она больше не слушает музыку, не танцует. Сидит, рассматривает какие-то строительные справочники и изучает марки бетона. Зачем это женщине?