— Лето, — вздыхает Илья. И смотрит своим тёмным взглядом.
Даже сейчас, спустя столько лет, меня пробирает до самых глубин.
— Ты бы тоже махнула на море, с подругой.
— С подругой? — повторяю я с лёгкой усмешкой.
— Малыш, ты же знаешь, никак, — говорит он, и тянется ко мне через стол. Той самой рукой. Правой. Палец которой сегодняшней ночью открыл мне завесу в его тайный мир.
Я не даю ему руку в ответ. Словно боюсь, что палец этот меня продырявит в отместку.
— Знаю, — отвечаю я, глядя на собственный кофе. И так уже множество лет. Побочный эффект его власти.
Директор, каких поискать! Состоятельный, важный, серьёзный. На таких очень падки различные «цыпы», с IQ минус 5.
— Обещаю, что следующим летом я свожу тебя на Мальдивы, — говорит он так нежно, что душа замирает.
Обещания эти он мне даёт каждый год. Да толку? Работа важнее семьи! А семья существует на деньги с работы. Замкнутый круг.
Я улыбаюсь, молчу. В голове появляются образы. Он за ручку с нимфеткой в бикини, гуляет по пляжу Мальдив… Вот так-так!
— О чём задумалась? — шепчет Илья.
Я, стараясь не выдать себя, сообщаю:
— Да вот, вспоминаю, кем я была в детском саду. Снежинкой, кажется? Так давно это было.
Он тут же меняет настрой.
— К чему это ты? — звучит настороженный голос.
— Да так, — пожимаю плечами, — Старею, наверное.
— Не дури! — восклицает Илья.
И спешит успокоить меня. Как обычно в такие моменты. Когда я страдаю, что жирная. Хотя это вовсе не так! Подумаешь, пару кило.
Когда сокрушённо вздыхаю у зеркала, увидев морщинку. Хотя их уже не одна, и не две. Ну и что? Мне уже 39!
«Мне уже», — оживляется мозг, и опять проецирует образы. Тупица с копной белобрысых волос. Грузины ведь любят таких, белобрысых? Хотя, мой Илья не грузин. Только наполовину. Наверно, поэтому выбрал меня? Невысокую шатенку, с фигурой, пусть неплохой, но неидеальной. А его эта… курица, наверно, имеет модельную внешность? Моделям мозги не нужны! Их кормит другая часть тела…
Смотрю, как Илья собирается. Тупо сижу и смотрю. На его хмурый профиль. На тёмные брови вразлёт. Отточенным движением он завершает свой образ. Мой муж. Мой любимый. Мой верный супруг.
— Задержусь сегодня, — бросает уже на пороге.
И вдруг меня осеняет! А, может, она не одна? Я ведь не сильно «копала». Вдруг у него их гарем? В каждом месте по несколько штук?
Боль пронзает та сильно, что в пору стонать! Но я лишь киваю.
Говорю:
— Хорошо. Я, наверное, тоже. Завоз.
Хотя мой отдел утрамбован уже под завязку. На летний, горячий сезон, запаслись сарафанами, брюками, юбками ниже колена. Сама надеваю такие! Ибо выше колен — целлюлит.
Провожаю его и целую. Не в губы. Касаюсь губами щеки. Но этого тоже достаточно. И слёзы уже подступают к глазам. Как же больно! Беру себя в руки. Нет! Только не ной. Не сейчас.
Потом всё никак не могу отойти от окна. Всё смотрю и смотрю, как его неизменный мустанг покидает «конюшню». Свой дом — это круто! Есть всё. И гараж, и подвал, и веранда. Где летом можно балдеть с чашкой кофе в руках. Только теперь не охота! И мысль такая, отчаянно глупая, возникает поверх остальных:
«Зачем это всё… без него?».
Он отъезжает, а я набираю подругу. Голос дрожит:
— Маш, привет.
— Привет, — отзывается Машка. И пыхтит прямо в трубку. Наверное, снова застала её на пробежке.
— Маш, ты сегодня занята? — уточняю я, зная, что Машка свободна.
Третий по счёту развод она «опрокинула залпом». И как это ей удаётся? Наверное, проще, когда без любви? И расставаться значительно проще.
Каждому мужу она родила по ребёнку. Итого получилось две дочки и сын. Сын старше всех, а последней дочурке семь лет. Но Машка не бедствует. Детей по мужьям раздала, алименты собрала. И сделала «тюнинг», плюс пару см. на груди. Вероятно, чтоб клюнул четвёртый по счёту?
— Свободна, Настён, ты ж знаешь! А что?
Уже не могу сдержать слёз и шмыгаю носом. Подруга, услышав, кричит прямо в ухо:
— Насть? Ты чего? Что случилось?
— При встрече обсудим, — отвечаю я с лёгким прононсом.
Но Машка как будто не слышит:
— Что-то с Илюхой? С детьми?
Раздражаюсь:
— Сказала же, Маш! Не по телефону!
— Так, — откликается Машка, — Ты жди, я сейчас.
— Неееет, — я нерешительно ей возражаю, — Манюнь, а давай мы сегодня напьёмся?
— Да? — рассеянно слышится в трубке. И, видно поняв, что причина серьёзная, Машка сама отвечает, — Давай!
Договорившись о встрече в одном из козырнейших мест, я вздыхаю. Тряхнуть стариной? Как давно я уже не «трусила»? А я ведь ещё ого-го! Осталось себя переодеть и накрасить. Но прежде всего, сделать СПА на дому.
В ванной я вынимаю из тумбочки соли и маски. Что ж, к вечеру Золушка станет принцессой! А «принц» будет локти кусать.
Глава 2
Клуб и, правда, зачётный. Так сказала бы дочь. Правда, здесь я кажусь себе старой. Девчонки вокруг худосочные, в мини. И я со своим 46, и в юбке ниже колена.
— Маш, чё мы припёрлись сюда? — говорю, взглядом косясь на одну из таких. Часть живота у которой бесстыдно торчит из-под майки, — Лучше бы в ресторан нормальный пошли.
Отвернулась, чтобы не видеть весь этот срам!
Машка мешает коктейль, на длинной шпажке в бокале «танцует» девица. Повсюду девицы! Повсюду разврат!
— В ресторан ходят одни пенсионеры, — манерно цедит она и сверкает своим декольте. У меня не такое. И я его прячу под кофточку с надписью «Love».
— А тут одни малолетки, — обвожу я глазами просторный танцпол, что у нас за спиной, — Сидим, как две старые клячи!
Машка тут же «клюёт»:
— Не знаю, как ты, а я себя клячей не считаю!
И это в её 40+. Мне бы столько энтузиазма в этом возрасте. И столько же веса. И чтобы он образовывал складочки в нужных местах. А не как у меня…
— Мы не одни, тут и постарше нас контингент, — Машка кивает назад, за плечо. На только что занявших столик девчонок. Ну, как девчонок? За 30, кому-то они уже тёти.
— Угу, — я киваю.
«Значит, не мы одни старые клячи», — всё ж легче.
Бармен, смуглый и жгучий брюнет. От взгляда которого я и впрямь молодею. Ставит передо мною коктейль. Второй. Ибо первый я выпила залпом! Но тоска не прошла. А, кажется, только усилилась…
— Ну, говори, — шепчет Машка мне на ухо.
Я пожимаю плечами. Молчу.
— Мать, ты пугаешь меня! — восклицает подруга. Мы с ней знакомы со школы. Она меня знала ещё до него.
— Не знаю, как и сказать, — говорю я. И вдруг понимаю, что не посмею озвучить… Сказать это вслух.
— Да, блин! Насть! Ну, хоть намекни, — трясёт меня Машка, — Чё со здоровьем?
Недавно одна из её коллег умерла от рака. И теперь Машка зациклилась просто! Прошла всех врачей. И меня подбивает на это.
— Нет, — я машу головой.
— Дети? — продолжает подруга.
Она оставляет Илью на потом. Ей-то неважно! Конечно, в сравнении с раком измена — пустяк. Но сейчас я позорно мечтаю о том, чтобы чем-то таким заболеть. Чем-то очень серьёзным. И тогда он уж точно останется рядом. Будет ухаживать, плакать, молить. А своей этой… скажет, чтоб шла!
Вздыхаю. Вот дура! А дети? Но сейчас не до них. Ведь другая ужасная мысль меня мучает. А вдруг он уйдёт? Может, прямо сейчас он и сам размышляет — а как бы сказать? Вдруг, адвокат уже подготовил бумаги? Перед глазами встаёт лист и слово «Развод», написано чёрным по белому. Нет! Боже, нет! Не отдам. Мы ведь клятву давали быть вместе…
Сама не замечаю, как плачу. Эмоциям тесно внутри. И они вытекают солёными каплями. Портят make-up.
— Насть! Настюх! — пугается Машка.
И я закрываю руками лицо. Подруга меня обнимает. А мне ещё горше! И хочется ныть.
— Мне Илья изменяет, — говорю едва слышно.
— Чего? — удивляется Машка, — Илья?
Его имя в устах у подруги звучит, как святое. Как будто я — изверг! Клевещу на него…
Киваю, салфеткой стирая потёки со щёк:
— Я видела переписку у него в телефоне.
— Да, может тебе показалось? — пытается Машка утешить меня.
— Нет, Маш, — говорю я уверенно, — Там всё было ясно. Предельно! Он написал ей «лапуля».
Машка кривится:
— Фу!
Я вздыхаю:
— А она написала, что…, - ощущаю опять приближение слёз, — Что ей было с ним хорошо.
Ну, всё! Полилось…
Машка фыркает, прижимает ладони к вискам. А потом подзывает бармена:
— Эй, малыш! Нам бы чего-то покрепче.
Она всегда была смелой и дерзкой. И мужчины, хоть юные, хоть и постарше, уступали во всём. Мне Илья уступил лишь однажды. Когда я решила назвать нашу дочь. Диана, в честь бабушки. Правда, та была Диной. Но Дина совсем не звучит! И короткая «а» появилась случайно, да так и осталась висеть «между строк».
— Во! Не то, что эта бурда! — констатирует Машка. И заедает лимоном коньяк, — Я тебе так скажу, мужики изменяют. Это я знаю по опыту.
Я усмехаюсь. Конечно! Если б измена служила причиной разводов. Первый муж ей наскучил. Юность склонна к любви. Зрелость просит о славе. Вот Славик и стал ей вторым. Но продержался недолго! Оказался не годен в постели. Точнее, у Машки был слишком большой аппетит, который толкнул на измену. Да, да! Изменила она. И любовник стал третьим по счёту. Но Машка дала ему кличку «альфонс». И выгнала прочь из свой фешенебельной «будки». Которую после развода оставил второй. Вот такой винегрет! И эта изменщица будет учить меня жизни?
— Значит, нужно простить? — мотаю я головой.
И стойка плывёт. Я хватаюсь за выпуклый край, понимая, что Машкин коньяк — вещь опасная.
— Нееет! — возражает подруга, — Ты должна отомстить.
— Как? — шепчу я, и уже представляю себе окровавленный нож. Нет, я убью не его! А Снежинку! Как же оставить детей без отца?
— Измени ему тоже, — советует Машка. По опыту видно, что знает, о чём говорит.
— Что? — от неожиданности я начинаю смеяться.
— Тебе полегчает, увидишь, — отвечает со знанием дела подруга.
Но ведь я не такая! Ведь Машка — не я.
В голове очень явно шумит. И под музыку тело моё уже начинает приплясывать. Сначала — плечами. А после — ногами, обутыми в кеды. Я — стильная штучка. Я — просто огонь!
И вот я уже на танцполе. И волосы мои взлетают, как на обложке глянца. И юбка ласкает слоями шифона мои обнажённые бёдра. Я вспоминаю, какое на мне бельё. Кружевное. Дорогущее! Так что, даже если подол задерётся, неважно. Пускай эти фифы вокруг завидуют молча…
Но вместо них на меня смотрит мужчина. Буквально пронзает насквозь своим взглядом. Кажется, он уже снял с меня им, и юбку, и даже бельё…
Усмиряю природную робость. Начинаю покачивать бёдрами в такт. Жаль, в клубе нет медляков. Он бы уж точно меня пригласил! А я бы не отказалась…
Стоит нам с Машкой усесться обратно, и двое мужчин появляются рядом. Один из них — тот! Седовласый красавчик, как будто с обложки. Борода тоже с проседью. Высокий такой! Мне ему до плеча не достать. Только на этом крутящемся стуле. И глаза его смотрят в упор. Его друг «занимается» Машкой. Банальные фразы, знакомство. И я ощущаю безумный азарт. Вот уж и вправду, как в юности! И близость его отдаёт лёгкой горечью. Хороший табак и вино. А я? Интересно, чем пахну я в данный момент?
— Давно не встречал такую красивую женщину, — говорит он, кладя свою руку на стол. Близко-близко к моей. Но ещё не касаясь. Позволяя сравнить…
Я кусаю губу. Вот дурная привычка! Краем уха слышу, как Машка флиртует с другим. И будто нам снова 17! И я обещала родителям быть дома к полуночи. А за окном уже ночь…
— Спасибо за комплимент, — смущаюсь. Краснею, как девочка-целочка, блин!
Кольцо я сняла. Оставила дома, в шкатулке. Возможно, впервые за множество лет.
— Коньяк — не женский напиток, — продолжает он тихо. Но я его слышу. Возможно, потому, что его губы почти прикасаются к мочке…
— Вам подходит вино. Дорогое и сладкое. Я угощу вас за ужином, завтра.
— Завтра? — говорю, вскинув брови.
Вспоминаю, что завтра суббота. И мозг, опьянённый, уже сочиняет легенду для мужа.
«Самойлова!», — осаждаю себя. Призываю на помощь уснувшую совесть. Но та крепко спит. А мужская рука накрывает мою, заставляет попятиться. Он стоит позади, опираясь на стойку. И я, будто в коконе, им окружённая, еле дышу…
— У меня домик за городом. Чудесное место, тебе там понравится, — говорит, как ни в чём не бывало. Вот мы уже и на «ты».
Вспоминаю, как звать благодетеля. Эльдар? Эраст? Эрнест?
— Я… я не знаю, наверное, я не смогу…
Он обрывает мои оправдания. Подносит к губам мою руку. Целует так нежно и бережно, словно держит в ладони птенца.
— Не отказывай мне. Я давно искал такую, как ты.
— К-какую? — лепечу, ощущая мурашки на коже.
Он улыбается. И лёгкая сеточка мелких морщинок обрамляет глаза. В тёмной бездне которых таится желание…
— Молодую, красивую, знающую себе цену, — слышу я и не верю. Наверное, что-то похожее он говорит каждой женщине? Лишь бы её заманить! И думаю в этот момент, так некстати. А что говорил мой Илья этой, своей… мокрощелке?
Мужчины уходят «припудрить носы». Наверное, делятся планами? Мы с Машкой грызём виноград, что они заказали.
— Я наверно Рубенчику дам, — вздыхает подруга.
Смотрю на неё:
— Ты сдурела?
— А чё? — хмурится Машка.
— Ну, ты ж не давалка какая-то? Хотя бы три дня подожди!
Она, отмахнувшись, бросает:
— Чё ждать, Нась? Мне уже лет под сраку! Это ты у нас замужем. Я тоже хочу.
Я хочу возразить, но вздыхаю. Допиваю коньяк. От него так тепло и приятно в груди…
— Нась! Слышь? — шепчет Машка, едва не упав, — Эт хто там, гляди?
Я оборачиваюсь, стараюсь держаться за стойку.
— Эт твой?
— Ч… что? — я не верю глазам.
Илья, вместе с другом Олегом, бессменным своим мудачком, стоит у столба, и крутит башкой, будто ищет кого-то. Кого-то? Меня!
Я ему написала: «Встречаемся с Машкой. Не жди».
Он ответил короткое: «Где?».
«Щас», — подумала я, и отделалась фразой: «У Машки. Ну где же ещё?».
И как он меня отыскал?
— Это ты ему ляпнула? — тереблю я её за рукав.
Машка сама пребывает в смятении:
— Нет! Я могила, ты ж знаешь!
— А… ик! Как он узнал? — на меня нападает икота. Наверно, от ужаса быть им увиденной здесь. В таком состоянии…
— М-машшш, — шепчу я подруге, — Я сильн пяная?
И выпрямляюсь, стараясь выглядеть трезвой. Машка смотрит внимательно. Видно, что ей тяжело сфокусировать взгляд. Ой! Если я выгляжу также, то дело — труба!
— Да ты ващщщее трезвая! — заверяет она и смеётся.
— Ч… ик… чего? — я икаю опять.
— Анекдот! — восклицает подруга, — Самойлова пяная! Када эт было?
— Када? — морщусь я.
Машка, вспомнив, стучит по столешнице:
— Развод отмечали! Второй.
Я напрягаюсь, но помню обрывки. Шампусик, подруга в фате. И ещё кучу разных подруг. Где теперь они все…
— А чё третий не стали? — говорю, вспоминая её «ловеласа».
Машка грустнеет:
— Сергунечку я любиииила, — стопка в руке наполняется снова.
И я, подняв, говорю:
— За любовь!
И в этот момент позади, раздаётся отчётливый голос супруга…