Я, быстро прикинув, качаю в ответ головой:
— Тогда бы любви не вышло.
Перед мысленным взором встаёт убитая горем Снежана. Хоть я её и не видела! Но представляю, как девушка плачет, склонившись над телом. Как носит цветы на могилку любимой собаки. И проклинает «того толстосума на джипе», который убил её пса…
Бутылка пустеет, а мы, прислонившись друг к другу, сидим. Вспоминаем былое.
— Вот честно! Любовь — это зло. Вот толку, что я Серёгу любила? Он так и остался придурком, и я не смогла сделать из него человека.
— Любовь зла, — говорю, подцепив виноградинку.
— Рубенчик зовёт меня съездить в Армению, — делится Машка.
Я одобряю:
— Ну, съезди! Расскажешь потом.
Машка не разделяет мой оптимизм:
— Так он меня хочет с роднёй познакомить!
— Ну, и что? — восклицаю, припомнив знакомство с роднёй своего почти бывшего мужа.
Узнав о рождении первенца, они пригласили нас в Грузию. И мы провели две чудесных недели в Тбилиси. Гуляя по старому городу. Любуясь закатом с вершины горы. Я, впервые позволив себя усадить на канатку, боялась до одури! А Илья обнимал, призывая меня посмотреть, как красиво вокруг.
Он ревновал меня к каждому встречному. Запрещал улыбаться, постоянно держал меня за руку. Думал, что уведут? А я улыбалась специально! Например, продавцу за прилавком. И льнула к Илье, когда он уводил меня прочь…
— Нет, Насть! — противится Машка, — С роднёй познакомлюсь. Потом же не только ему отворот-поворот дать придётся, но и родне.
Я выдыхаю. Мне даже думать не хочется, как объясняться с родными. Как рассказать своей маме о том, что Илья изменил? Как выслушивать после её: «А я же тебе говорила!».
Учуяв моё настроение, Машка, уже пребывая в подпитии, вдруг принимается… петь:
— Огнеееей так мноооого золотыыыыыых,
На улицах Сараааатоваааааа,
Парней так мноооого холостыыыыыых,
А я люблюююю жееееенатогоооооо!
Я пихаю подругу, смеюсь. Вот же сучка! Нашла, о чём спеть. Пытаюсь «примерить» в тест песни — Торжок. Но он не рифмуется! На ум приходят другие рифмы, куда более примитивные: горшок, пирожок, женишок, малышок…
В кухне с видом усталым, как будто жизнь ей наскучила, появляется Соня.
— Это вы тут поёте? — морщит она свой веснушчатый носик.
Серёга был рыжим, так что Соня в отца.
— Ага! — прерывается Машка.
Сонька вздыхает, вздёрнув глаза к потолку:
— Жесть!
Отчитав нас, сказав, что снимает видосик, и наш «музыкальный состав» портит ей всю малину, Соня уходит. С достоинством фыркнув и покачав головой.
Мы смеёмся ей вслед. И Машка, не слушая дочь, продолжает тянуть свою песню. А я вынимаю смартфон. Там всего лишь одно сообщение.
«Надеюсь, что розы завяли? Позволь подарить тебе новый букет», — намекает Эльдар. И я с упоением думаю, что, может быть, в этот раз позволю ему даже больше…
Глава 17
В этот раз Эльдар ведёт меня в театр. Где я, наверно, лет сто не была! Машка не любит таких развлечений, Илья вечно занят. Не одной же ходить?
Я дико тушуюсь. Боюсь, что нас увидят с ним вместе. Но в этом районе я редко бываю. Вся моя жизнь протекает в другой части города. И риск очень мал! Но всё же не по себе.
Эльдар это чувствует, и предлагает мне прогуляться перед спектаклем. Мы приехали чуть заранее. И время ещё позволяет.
Идём не спеша по улице. Сегодня не жарко, тепло. Говорим о чём-то не очень значительном. Он умудряется отыскать тему для разговора повсюду. Пробежал воробей, объяснит, куда именно.
Я смеюсь, и пытаюсь искать в голове остроумные фразы. Стесняюсь его! Представляю себе его сына. Наверное, взрослый уже? Сколько ему может быть? Спросить, не спросить…
— Хочешь вату? — говорит, когда мы проходим палатку, откуда идёт сладкий запах.
Я хочу, но молчу. К моему образу это совсем не подходит. Я — серьёзная женщина! К тому же ещё в новом брючном костюме. Предпочла его платью. Всё же не вечер. Он тонкий, и ткань очень приятная к телу.
Я выровняла волосы и заправила их за уши. Уши у меня небольшие. Губы сделала чуть поярче, а глаза — в лёгкой дымке теней. В общем, всё, как Машка учила.
Кажется, он в восторге. Смотрит на меня неотрывно. Один раз даже чуть спотыкается…
— Это вредно, — отвечаю ему деловито.
Он прячет улыбку. Выглядит тоже с иголочки. Видно, что собирался. Наглаживал швы на рубашке и брюках. Наверное даже бородку слегка подравнял. Она у него идеальная!
— Иногда можно себя и побаловать, — говорит, облизнувшись. И смотрит совсем не на вату…
— Исключено! — говорю «про запас». Если вдруг он решит, что сегодняшний вечер я проведу у него.
На пятачке возле фонтана играет гитара. Парень сидит, увлечённо брынча. И мы останавливаемся, чтобы послушать. Мелодия грустная. И мне тоже взгнустнулось. Не до слёз, до улыбки. Печальной.
— Пойдём? — произносит Эльдар.
— Подожди, — призываю его помолчать.
— Ты грустишь, — говорит, обвиняя меня.
— Ну, и что? — пожимаю плечами, — Мне, может быть, хочется погрустить.
Он молчит. Я размышляю: «Наверно, обиделся». Вату она есть не стала! А грустить ей только давай.
Смотрю боковым. Он стоит и задумчиво слушает. Гитарист обрывает мелодию. И Эльдар вынимает банкноту. Подходит, кладёт. Тот кивает ему с благодарностью, и продолжает играть.
Мы уходим не потому, что грустить надоело. Просто пора. Спектакль вот-вот начнётся. Ждём, пока все войдут, чтобы не толпиться. Не попасть никому на глаза! Я намеренно тяну время, хотя у нас места в боковом бельэтаже, у самого края. Мы заходим почти никому незаметные. Но постоянно кажется, что за мной наблюдают.
Эльдар даёт мне программку.
— Всё нормально? — интересуется он.
Я киваю. Но выдыхаю с облегчением лишь когда гаснет свет.
Спектакль по повести Льва Толстого начинается странно. Поначалу меня смущает, что люди на сцене в костюмах, больше похожих на ролевые! Ремешки там всякие, фырканье… Я думаю, что Машке бы точно понравилось! Но потом, когда старый конь начинает рассказывать свою историю. Я напрочь забываю об этом! И люди на время спектакля перестают быть людьми.
Передо мной лошади. У которых душа человека! Они любят людей, а те их взамен только мучают. Я сострадаю и плачу по их безответной любви. Слёзы текут по щекам и я незаметно их вытираю.
Но Эльдар замечает. В конце, в ответ на моё восхищённое:
— Это было что-то невероятное!
Он произносит:
— А про что был спектакль?
Я, поняв, усмехаюсь. Кажется, он отвлекался, подглядывая за мной?
— Про любовь! — объясняю одним ёмким словом.
Мы дожидаемся пока выйдут все. Чтобы не толкаться в фойе.
«Не наткнуться на общих знакомых», — поправляю себя. Это действительно так. Не хватало наткнуться! Тогда точно слухи пойдут, что это я изменяю Самойлову.
— Сейчас в зале выключат свет и я за себя не ручаюсь, — шепчет Эльдар.
И я понимаю, очнувшись, что вокруг — никого. Кроме нас.
Улыбаюсь:
— Тогда я лучше пойду!
Он смеётся мне вслед. У него тёплый смех. И взгляд тоже тёплый. Приятный.
— Он обижает тебя? — произносит Эльдар неожиданно.
Я смотрю вопросительно.
— Муж, — добавляет Эльдар.
И теперь уже я удивляюсь:
— Что ты имеешь ввиду?
— Бьёт? — конкретизирует он.
Я протестую:
— Нет! С чего ты взял?
Неужели тот инцидент в клубе выглядел так «обличительно»?
— Просто, — пожимает плечами Эльдар, — Я за тебя волнуюсь.
— Как мило с твоей стороны, — говорю, позволяя себя пропустить.
Дверь позади закрывается. И, оказавшись на улице, мы просто идём рядом молча. Куда-то вперёд. Вижу парковку, и «торможу».
— Я могу на такси, — говорю, когда он вынимает ключи от машины.
Эльдар раздосадован:
— Я надеялся, что мы поужинаем.