— Да? — отвечаю, взглянув на Самойлова.
В проёме двери появляется сын. Растрёпанный, как воробей после купания в луже. Он натирает сухим полотенцем свой хохолок, и бросает расслабленно:
— Доброй ночи.
— Сладких снов, милый, — отзываюсь я ласково.
— Доброй, — кивает Илья.
Мы ложимся с обеих сторон безразмерной кровати. Как будто боимся случайно коснуться друг друга на ней. Я, отвернувшись, смотрю в телефон. Самойлов пыхтит, очевидно, завидуя. Его «утопленник» в разобранном виде лежит на веранде и сохнет. Он не теряет надежды его оживить!
— Я устал от твоих игр, Настя, — слышу его тихий голос в густой тишине.
Мой взгляд натыкается на спину.
— Что ты имеешь ввиду? — шепчу я в ответ.
Илья испускает пронзительный вздох:
— То ты гонишь меня, то говоришь притворяться.
Я раздражаюсь:
— Ты хочешь сказать ему прямо сейчас? Пожалуйста! Иди и скажи, что у тебя есть другая семья. И про ребёнка не забудь рассказать.
Снова вздох. И скрип матрасных пружин.
— Если бы ты не заварила всю эту кашу с разводом, то не пришлось бы ничего рассказывать, — слышу я, и тихонечко злюсь.
— И как долго ты был намерен хранить свою страшную тайну?
— Всю жизнь, — отвечает он резко.
— Чью жизнь, Самойлов? Свою?
— Нашу жизнь, Настя! Нашу! — повышает он голос, — Которую ты превратила чёрт знает во что.
— Это я превратила? — сажусь на постели, — А ты у нас жертва ситуации?
Он, лёжа вполоборота, кивает:
— Ну да! Жертва твоей женской глупости.
Я задыхаюсь. Толкаю его в спину. И тело Самойлова валится на пол, как набитый мешок.
— Вот там и спи, — фыркаю гневно и ложусь посередине, чтобы он не посмел.
Однако, Илья, возвращает подушку на место. Взбирается сам. Нехотя снова сдвигаюсь на край, оставляя «зону отчуждения» между телами.
— Не вздумай ко мне прикасаться, — цежу я сквозь зубы.
Самойлов язвительно хмыкает:
— Не вздумаю.
Он засыпает. И раскатистый храп, который бесил меня даже сквозь стену, теперь раздаётся внутри. Я не сплю, а настойчиво «гуглю». Ищу информацию, «как подготовить ребёнка к разводу».
«Ответные реакции подростков бывают непредсказуемы. Они могут впасть в ступор, в депрессию, начать обвинять себя…», — читаю, и сердце стучит. Чего же мне ждать от Дениса? Ведь он же так молод. И притом весь в отца!
«Не настраивайте ребёнка против друг друга. Не нужно рассказывать, кто изменил и когда…», — советует врач. А что же тогда говорить?
И тут выступают на первый план фразы:
«Твоя семья остаётся с тобой, это мы, я и папа, расстаёмся друг с другом»,
«Твоей вины в этом нет»,
«Мы навсегда останемся твоими родителями и будем любить тебя».
Я ощущаю, что плачу. И подушка уже увлажнилась от слёз. Если даже меня эти фразы тревожат, то, что говорить про него?
— Хрррр, — прерывает Самойлов поток моих слёз.
Мне хочется взять подушку и придавить его сверху. Но вместо этого я выключаю экран и смотрю на сияющий контур окна под завесой гардины. Мне предстоит самый трудный разговор в моей жизни. Как справиться с этим одной?
— Хрррр, — снова вторгается он своим храпом.
Разозлившись, пинаю его, нарушаю границы. Храп обрывается. Но не сон! Он продолжает спать крепко. И видеть во сне свою снежную бабу…
Глава 35
Утром Илья уезжает с проверкой. Должно быть, ремонт уже на стадии завершения. И скоро он съедет! А я останусь расхлёбывать горькую правду, кормить ею с ложечки наших детей. Смотреть, чтобы не отравились…
Деня спускается позже отца. Помятый и заспанный. Наверно, снова полночи монтировал видео? Садится за стол. Я пожарили блинчиков. Намазала сливочным маслом, посыпала сахаром. Всё, как он любит! Стараюсь авансом задобрить его.
— Куда он поехал? — интересуется сын.
Иногда он безумно похож на отца. Просто копия! И я понимаю, что теперь каждый раз будет больно смотреть на него. Но всё равно подхожу, поправляю его хохолок.
Денис раздражается:
— Ма, — и снова ставит торчком.
— На работу, куда же ещё? — отвечаю с улыбкой.
Денис как-то странно глядит на меня:
— А чё без костюма?
— А… да… так у них сегодня свободный дресс-код, — бросаю я первый попавшийся аргумент.
— В среду? — удивляется Деня и ест. Суёт целый блин к себе в рот.
Да, точно! Обычно у них на работе свободная форма одежды по пятницам. А Самойлов? Тоже, хорош! Напялил джинсы. Мог бы подумать своей головой. Ему-то, понятно, без разницы! А мне — объясняйся с детьми…
— Ма, — начинает Денис, вытирает ладонями губы, — Чё у вас тут случилось?
Я пугаюсь, роняю приборы из рук.
— А… что? — лепечу, поменявшись ролями.
— Да, я ж не маленький, вижу, — произносит Денис.
Я, затаившись, молчу. Выжидаю, что скажет.
— Чё, вы поссорились? — продолжает спокойно, как будто ссоры для нас — это ритм.
— С чего ты взял? — говорю и пытаюсь придать лицу нужное выражение.
В груди всё клокочет!
— А чё чемодан в коридоре стоит?
— Так это… я к тёть Маше хотела на пару деньков! Она уезжает, собак не с кем оставить, — на ходу сочиняю легенду.
— А у папы чё на лице? — уточняет Денис.
И я вспоминаю отметины. Так привыкла к ним, что перестала уже замечать! Маленький шрам на брови, и остаточный след над губою.
— Так это… он об дверцу машины… у-ударился, — отвечаю. И сама с трудом верю в свои «красноречия».
— Мм, — отзывается Деня и пачкает пальцы.
— Хочешь, мёдом намажь, — подвигаю креманку.
Но сынуля упорствует:
— Так вы поссорились что ли?
— Неужто, заметно? — сдаюсь наконец. Надоело играть!
— Ну, тип того, — бросает Денис, не вдаваясь в подробности.
Я вспоминаю моменты вчерашнего ужина. Что конкретно его насторожило? Тон, или взгляд?
Деня вздыхает, пьёт чай, смотрит в сторону:
— Саня мне всё рассказал.
— Саня? — хватаюсь за горло, — О чём?
Не хватало узнать, что Самойлова видели с этой… Снежаной, друзья.
— У него родители два года назад разбежались, — продолжает сынуля, — Сначала тоже делали вид, что всё норм. Потом устали, наверное. Стали ругаться, кричать. Они приезжали за ним в больницу.
Денис ставит чашку и смотрит мне прямо в глаза:
— Так орали, что мне было стыдно. Реально! Обвиняли друг друга…
Я молчу, приближаясь к разгадке. Ведь он намекает на… нас?
— Санёк говорит, они раньше любили друг друга, — усмехается сын, — Как так?
«Как так?», — эхом звучит у меня в голове. Я кусаю губу. И не могу найти слов, чтобы ответить. Я и сама до сих пор не могу осознать, как же так…
— Мам, он другую нашёл, да? — выдыхает со злостью Денис. И мне кажется, будь тут Самойлов, он бы врезал ему по-мужски.
Я так не хочу, чтобы он ненавидел его! Почему-то совсем не хочу… И, поддавшись порыву сберечь остатки отцовского авторитета, возражаю:
— Нет, нет!
Но Денис понимает по-своему. Повернувшись, он смотрит в упор. Хмурит брови. А губы дрожат.
— Значит… ты? — слышу его удивлённый вопрос.
— Ч-то? Нет! — выдыхаю, хватаюсь за стол.
Хочу упрекнуть его в том, что он даже подумать такое посмел про меня. Хотя… Ведь я же спала с незнакомым мужчиной. Так чем же я лучше отца?
— Тогда что? — пожимает плечами.
Я понимаю, что сама загнала себя в этот тупик. Ну, давай! Расскажи ему всё! Про измену, вторую семью…
Не могу. Просто слов не хватает. Боюсь, что начав, разревусь! Боюсь спровоцировать злобу в его неокрепшей душе. На отца, на себя. И на всю эту жизнь, что так больно ударила в спину.
— Родной, — я тяну к нему руку, — Мы с папой любим тебя и Диану…
Но Денис прерывает меня:
— Мам, я не маленький! Хватит. Просто скажи, почему?