— Думаю, да, — улыбаюсь, краснею.
— Ммм, — шепчет Нина, и тут же бросает, — Не бойся, я никому не скажу твой секрет.
— Да какой там секрет? — отмахнувшись, бросаю задумчивый взгляд за плечо. Туда, где в порыве взаимной любви недавно стоял мой почти уже бывший супруг.
Их там нет. И другая влюблённая парочка выбирает, какое вино предпочесть.
— Ой, знаешь, — делится Нина, — Я и сама часто думаю, развестись может? Да деньги-то все у него! И отдел, и счета.
Она машет, прикрыв выступающий край декольте.
— Подожди, вы женаты давно? Это ж в браке всё нажито, нет? — уточняю, припомнив супруга. Такой, неказистый. Не то, что она!
Нина кивает:
— В браке, как же? Он договор мне подсунул, когда мы женились. А я подписала его.
— Какой договор? — говорю настороженно.
— Брачный, какой же ещё? — усмехается Нина, — А там написано, что при разводе, всё, в том числе и отдел, остаётся ему.
— Ого, — удивляюсь я коротко.
— Ого, не то слово, — соглашается Нина, — Да я не в обиде! Он рублём не попрекает. Измены прощает. Хотя и сам изменяет направо-налево.
И, наклонившись ко мне, уточняет:
— Я сама выбираю ему претенденток.
— В смысле? — ошарашенно фыркаю я.
— Ну, среди своих, проверенных, — хмыкает Нина, — А то будет гулять абы с кем! Мужик, он, знаешь, как кот шелудивый. Принесёт в дом заразу какую, потом прививай.
Я смеюсь, запрокинув голову. Смеюсь в полный голос! Смеюсь от души. Так, как давно уже не смеялась. В груди распускается что-то. И мне даже хочется сделать шажок…
Когда Нина уходит, вынимаю смартфон.
«Ты занят сегодня?», — пишу. Отправляю.
Ответ приходит незамедлительно. Без эмоций. Скупое:
«А что?».
Я кусаю губу. И печатаю:
«Кажется, масло пора заменить».
Он молчит, и меня раздирают сомнения. Может быть, зря написала?
«Вези сюда свою маслёнку», — приходит от Виктора.
Я прикрываю ладонью глаза. Маслёнка! Прежде, чем везти, стоит побрить её и подготовить.
Из торгового центра я выхожу в настроении. Сегодня меня ожидает сюрприз. Бесстыдный, развратный, пускай! Но я заслужила его. Заслужила!
Глава 38
Вечер я посвящаю себе. Впервые за долгое время позволяю расслабиться в ванной. Пена ласкает приятным теплом, нежит уставшее тело. Трогаю гладкий лобок под водой. Высунув пальчики ног, изучаю на фоне акрила. Педикюр в этот раз выбирала яркий! «Синий кобальт», — так называется цвет. По словам Юли, писк этого лета.
Волосы делаю «влажными» с помощь мусса. Они у меня от природы волнистые, и ложатся красиво, если чуток уложить. Макияж выбираю неброский. Глаза в лёгкой дымке теней, а губы блестят от бальзама.
Я нравлюсь себе! И даже моя худоба украшает, слегка молодит. Синий цвет мне к лицу. Шорты длиной до середины бедра открывают колени. Пиджак на короткую блузу и тонкий, темнее на пару тонов, поясок.
— Ух ты! — восклицает Денис.
Он опять изучает свой дрон. Кажется, тот потерпел небольшое крушение. Прячет его при моём появлении. Думает, буду ругать!
— Нравится? — я красуюсь, хожу взад-вперёд.
— Круть! — выставляет он вверх большой палец, — Куда ты такая?
Кусаю губу, выбираю обувку:
— С тёть Машей пойдём посидим, пообщаемся.
Он одобрительно хмыкает. Встал, провожает меня у дверей.
— Познакомься там с кем-нибудь, — напутствует.
— Что? — удивляюсь, — Я и не думала даже!
Деня кривится:
— Зря! Ты у меня такая красивая.
Я улыбаюсь. Боюсь, макияж потечёт! Так как глаза в тот же миг увлажняются. Смотрю на него, склонив голову на бок. Мой Самойлов! Он лучше отца.
— Ты думаешь? — позволяю себе усомниться.
— А то! — усмехается Деня.
Приободрённая им, я хватаю свой клатч. Ещё раз смотрю на своё отражение в зеркале. Правда, вполне!
— Тёть Маше привет, — добавляет сынуля.
И я убегаю.
В машине включаю приятную музыку. Что-то знакомое слышится, сбегает ласкающим рвением радиоволн.
«И, когда в ладони с небес ложится тоннами ночь,
Танцует ветер,
Я к нему навстречу пешком из дома сонного прочь,
Меня там встретят
Миллионы сотен огней, и вечер
Обнимает город его за плечи,
Я не знаю, как рассказать, что это лучшая ночь…», — убеждает певица Максим.
Ну, не пешком, допустим! И не факт, что эта ночь станет самой лучшей. Об этом я сообщу чуть позже. А пока что…
Сквозь ветви скользящих деревьев, вижу знакомый фасад. И девушка, льнущая к шине, уже не кажется мне такой откровенно-развратной.
Свет в его одинокой каморке горит приглушённый. Он, вроде бы, ждал меня? Стоит мне выйти, как Виктор тоже выходит. Опираясь плечом о косяк, наблюдает как я не спеша подхожу.
— Ну, привет, — говорю, поднимая лицо.
Он напряжён и как будто рассержен. Подумаешь, птица! Ведь никто не имел ввиду вечной любви. Да и есть ли она, любовь? Может быть, лучше совсем без неё? Без привычки, без трепета, без ожидания встречи…
— Ты думаешь, можно молчать, а потом приезжать вот так, ни с того, ни с сего? — произносит он сдержанным тоном. Но мне кажется, что вот-вот наорёт на меня. Ещё не хватало! Чтобы меня осуждал дальнобойщик.
Пожимаю плечами:
— А что, разве нет?
Он сверлит меня неуступчивым взглядом. Зачем соглашался тогда? Писал — приезжай!
Собираюсь уйти, но рукав пиджака угождает в капкан его пальцев. Виктор тянет меня на себя, оголяя плечо.
— Ах! — задыхаюсь, припав к нему в жарком объятии.
— Почему я никак не могу перестать о тебе вспоминать? — шепчет он в мои губы. И, заставляя раскрыться, сминает их яростным ртом.
Мы целуемся долго, взасос. И я забываю о скором разводе. О встрече в ТЦ. О визите в больницу…
— Пойдём, я проверю твой уровень масла, — щурится он плотоядно.
— А это не больно? — шутливо пугаюсь. Ощущая себя в отупляюще сильном кольце его рук.
— Нет, это очень…, - он снова целует, ведёт языком по губе, — Очень приятная процедура!
И я прижимаюсь к нему. Отдаюсь всем своим существом! И на этот раз наша близость иная. Как будто упала завеса, скрывавшая жар моих чувств. Я обнимаю его, позволяю раздеть себя, трогать. И мне так приятно стоять перед ним без одежд!
— Я так скучал по тебе, — признаётся он, трогает лямки на лифчике.
Но, стоит ему прикоснуться к груди, как я тут же препятствую этому:
— Нет, не снимай!
— Хорошо, — отвечает растерянно. И продолжает меня целовать.
На теле моём ещё много местечек, пока неизведанных им. Успеет ли он их постичь? Я не знаю! Но знаю одно. Этим вечером я получу свой законный и такой долгожданный оргазм…
Глава 39
Жизнь входит в привычное русло. И я, увлечённая этим течением, расправляю затёкшие крылья, плыву. Точнее, учусь плавать заново! Динка ещё не вернулась. И я принимаю «приветы» для папы, хотя передать не могу. Наверняка, она пишет ему сообщения? И он тоже молчит, как герой-партизан.
Самойлов с тех пор не приехал ни разу. Боится наверное, встречи с Денисом. Ждёт свою дочь! Быть может, она соизволит к нему отнестись по-другому?
Адвокат сообщил, что нас разведут без проблем и последствий. И заветная «вольная грамота» скоро будет в кармане. Я верну себе имя, и буду заново строить свой замок, вероломно разрушенный взмахом пера. Здесь нет пострадавших! Каждый из нас получил, что искал. Он — осознание собственной нужности. Я — статус свободной и деньги вдобавок к нему.
Возвращаюсь с пробежки. Машка носилась как гончая! Ставит рекорды. Пытается спортом себя излечить. Их с Рубенчиком страсть оборвалась внезапно. Когда Машка узнала о том, что его «шаурму» пробуют разные «шлюхи».
— Я прихожу, а он там кормит её… шаурмой! — сокрушалась во время пробежки подруга.
— Э… мы до сих пор имеем ввиду шаурму? — пыталась я прояснить.
Но Машка была непреклонна. И стала описывать этот «процесс» во всех красках. Распинать шаурму! И то, как девица пыталась её проглотить… целиком.
Дома меня ожидает записка.
«Я у Сани. Поел. Буду вечером».
Улыбаюсь и думаю, что приготовить на ужин? Сначала я сильно расстроилась. Полагая, что возвращение сына добавит страданий в мою без того «распрекрасную» жизнь. Но он удивительным образом скрасил её! Добавил забытого смысла. И теперь я опять поняла, для чего я живу. Для себя! Для него. И для Динки.
Телефон нарушает звонком тишину. Подхожу и «снимаю»:
— Алло!
Мама в трубке встревоженно ахает:
— Настя! Объясни мне, я ничего не могу понять! Мне звонила Тамара Петровна. Говорит, вы с Ильёй разводиться собрались? Как же так?
Я оседаю на кухонный стул. Тамара Петровна — свекровь, мать Самойлова. Она отнеслась ко мне как-то по-доброму, по-матерински. Возможно, ещё потому, что я — русская! И во мне она разглядела себя. Молодую, смущённую, сбитую с толку обилием шумной родни.
— А что она сказала тебе? — интересуюсь осторожно.
Мама снова взрывается шумным потоком взволнованных фраз:
— Сказала, что ей позвонила какая-то дальняя родственница и сообщила, что видела сына, Илью, с какой-то девчонкой. И он с ней гулял и держался за ручку!
— Скотина, — шепчу еле слышно.
Самойлов заверил, что скажет родне. Ведь не я же должна! Мне и матери хватит. Она заменяет всех разом.
— Что? — кричит так, будто на северном полюсе, — Настя? Что ты сказала?
— Я говорю, а Дина знает? — виртуозно смещаю акцент.
— Нет! Что ты? Я же сначала к тебе! Чтобы ты объяснила. Ведь это какая-то дичь? Что за глупость? Я так и сказала Тамаре Петровне, что это не правда…
— Это правда, мам, — обрываю её.
Мама молчит. Но это затишье кончается быстро. И следует новый раскат:
— Как? Это правда? Он бросил тебя? А ведь я тебе говорила, что это случится! Помнишь? Я сразу сказала, что такие, как он не годятся в мужья…
Я закрываю глаза. Знаю, что нужно прослушать её монолог до конца. Пусть лучше сейчас изольёт на меня своё материнское слово. Чем будет потом укорять по чуть-чуть.
— Настя, ты слышишь? Тамара Петровна сказала, что свёкор просто в ярости. Рвёт и мечет! Собирается ехать в Россию!
— Зачем?
— Как зачем? — удивляется мама, — Будет сына в семью возвращать. Это ж просто немыслимо! Взять и уйти вот так вот, не сказав никому!
— А кто сказал, что семья его ждёт? — отвечаю спокойно.
Мама на том конце провода в шоке:
— Как? Ты отпустишь его?
— Я уже отпустила, — решаю прервать её страстную речь.
— А Денечка знает? — пытает она.
— Да, Денис уже в курсе, — сообщаю я новость, — Осталась Диана.
— Ой, светопредставление! Настя, скажи мне, ну как ты могла допустить? — рвётся из трубки избыточный мамин фальцет.
— Я? — вопрошаю растерянно.
Мама пеняет:
— Конечно! А кто? Ты же женщина! Мать и жена! А теперь? Он ушёл к какой-то профурсетке? Говорят, что она его младше намного.
Я вздыхаю:
— Мам, всё уже решено. Пусть идёт. Он не собачка, чтобы держать его на поводке.
— Настя, ну как можно так разбрасываться мужьями? У тебя их что десять штук? И детей двое! Ну, кому ты нужна теперь будешь с детьми, разведёнка? Нет, нужно мириться! Я считаю…
Мама шумит, тараторит, вздыхает и даже пытается плакать. Лишь бы меня убедить! А я про себя удивляюсь. Это она? Та, кто всегда ненавидел Илью? Кто считал его самой невыгодной партией. Худшим из зол! Так с чего бы теперь ей менять своё мнение? Когда оправдались прогнозы.
— Я, конечно, на твоей стороне. Но подумай о детях, — продолжает она.
— Я как раз о них и думаю, — заверяю её.
— И что ты намерена делать теперь? — сокрушается мама.
— Я намерена жить, — отвечаю спокойно.
И теперь это — чистая правда! В моей карточке так и написано: «Доброкачественное новообразование левой молочной железы». Поначалу мне просто хотелось убить Балыкова! За то, что он обязал меня через это пройти. Но, подумав, я даже сказала спасибо. Эта близость конца отрезвила меня! Как будто бы смерть мне назначила встречу. Но не сумела прийти. Сберегла.
Теперь Балыков регулярно зовёт на приём. Мотивирует тем, что нужно следить за здоровьем, контролировать рост аденомы. Хоть она не опасна, но может себя проявить…
Бла-бла-бла! Я, конечно, хожу. И терплю его так называемый «метод пальпации». Хоть Машка и говорит, что ему просто нравится мять мои сиськи. Но я позволяю ему это делать! А он продолжает меня опекать. И прописывать то, что не входит в его медицинский раздел. Витамины, которые якобы сделают лучше мой сон. Травяные настои, которые снимут последствия стресса. Не думала я, что Балык превратится в такого врача.
«Айболит», — так я теперь называю его. Он хмурится, фыркает и с ещё большим старанием мнёт мои сиськи…
— Мамуль, мне пора, — прерываю её излияния.
— Настя, как ты можешь так спокойно вести себя? Я на нервах уже второй день! Всё никак не решалась тебе позвонить. Думала, хоть бы не правда, — слышатся вздохи и аханья.
Я уже отстрадалась, отплакалась. И чуть не ушла в мир иной! Но маме решаю сказать только:
— Хватит! Всё будет нормально. Поверь мне.
— Да где ж оно, нормально-то? — сожалеет она. Вспоминает святых и не очень! Побуждает одуматься, быть мудрее, пойти на сближение.
Я обещаю, что сделаю это. Просто затем, чтобы закончить бессмысленный спор. А закончив его, набираю Самойлова.
— Да, — отзывается он.
— Поздравляю! Твой папа в пути! — говорю без приветствий.
— Что? — кричит он сквозь шум. Наверно, сидит за рулём.
— Ты не в курсе? — смеюсь.
Он чертыхается.
— У тебя ещё есть время спрятаться, — говорю я с сочувствием.
Представляю, какая поднимется буря! Костей не собрать.
— Твою мать! — рычит на другом конце провода бывший.
— Моя мать уже в курсе, не надо, — сообщаю ему, — За что большое спасибо твоей!
На заднем фоне, сквозь шорох помех различаю знакомую песню. Наверное, радио?
«Ты когда-нибудь меня простишь,
Грозовые тучи с неба снимешь и не улетишь.
Ты меня не покинешь!
Я когда-нибудь тебя прощу,
И прижмусь к тебе обыкновенно, и не отпущу,
И останусь, наверное.
Если я когда-нибудь тебя прощу…».
«Я простила. Уже», — отзывается внутренний голос. Я нажимаю «отбой», и продолжаю тихонько мычать про себя этот грустный мотив.