В машину Гостя я садилась под взглядом Милки, полным ненависти, презрения и зависти. А ведь завидовать должна была я…Тому что она осталась, а я… я не должна была вообще выжить после этой прогулки с чудищем…Потому что люди на такое зверство не способны. То, что он со мной сделал…человек сделать не мог.
ГЛАВА 3
Земля забилась мне в рот, в уши, за пазуху и мешала дышать. Хрустящая, безвкусная и вызывающая позывы тошноты. Не знаю, как я оттуда выбралась и теперь пыталась откашляться, выплюнуть комья грязи. Мне не было страшно, мне не было больно. Я ничего не ощущала. Только понимала, что надо куда-то ползти, чтобы выбраться, а потом бежать. Ведь чудовище может быть где-то рядом.
Я все вспомню потом, позже, уже в больнице. Потом мне будет страшно, больно и холодно. А сейчас я встала на подкашивающиеся ноги и босиком, шатаясь шла к дороге. Я помнила, что она была где-то недалеко и слышала звуки проезжающих машин. В голове шумело. Я много выпила. Вкус алкоголя и чего-то соленого оставался на языке и во рту вместе с хрустом песка или земли. Я от чего-то плохо видела. Все расплывалось и казалось, что я смотрю на мир сквозь узкие щелочки.
Упала уже у самой дороги и…перед глазами вспыхнул яркий свет. Это была проезжающая мимо машина, которая не остановилась. Я так и не знаю кто подобрал меня на той автостраде, где нечеловек выбросил меня после того, как поразвлекался. Пришла в себя уже в больнице. Встать не смогла было очень больно. Я покрутила головой и увидела медсестру.
— Ооо, спящая красавица пришла в себя. Борис Маркович, прынцесса с дороги очнулась. Давайте я ей обезболивающее уколю.
— Подожди.
Передо мной появился врач, склонился ко мне и посмотрел в глаза, оттягивая нижние веки.
— Да, пришла в себя. Тебя родители не учили, что смешивать наркоту и алкоголь — это чревато?
Я хотела ему ответить, что не пью и не принимаю наркотики, но не смогла.
— И кончать с собой таким способом тоже чревато. Можно выжить, например. Ты б вЕнки порезала или повесилась. Че уж там.
Я не понимала, о чем он говорит. Смотрела ему в лицо, слышала, но ничего не понимала. Кто хотел покончить с собой? Я? Да я трусиха ужасная, я бы никогда не причинила себе вред…Тогда.
Он отошел от моей постели, и я услышала женский голос.
— Думаешь она сама это сделала?
— Меньше думать надо. Нож там и нашли, девка пьяная, наркотой накачанная, трахалась видать, потом ее хахаль бросил, а она решила с собой покончить.
— А синяки? А разорванная одежда? Ты ж дежурил ночью и все видел. Он же ее…
— МОЛЧАТЬ! Никто и ничего не видел. Я принял пациентку с ножевым ранением в живот, без следов насилия на теле, с алкоголем и наркотиками в крови. Это все, о чем тебе надо думать, Света!
— Какой же ты…
— Человек. Я че-ло-ве-к! Жить хочу, есть хочу, телек смотреть, разговаривать. И ты хочешь. Так вот запомни все что я тебе сказал и повторишь потом, когда надо будет.
— Тебе угр…
— Просто скажи правду. Ту, что я тебе озвучил.
Когда он ушел Света подошла к постели и, склонившись ко мне, тихо сказала.
— Бедная малышка…не дадут они нам правду сказать и ублюдок не получит по заслугам. Мразь…выйдет сухим из воды. Давай хоть обезболю тебя.
Она вколола мне что-то, и я уснула. А когда проснулась очень громко кричала. Мой собственный крик меня разбудил. Только я не помнила что именно мне снилось.
— Меня изнасиловал мужчина, потом ударил ножом в живот.
Следователь оставался совершенно безучастным и что-то записывал в блокнот.
— Какой мужчина? Как его зовут?
— Я не помню, как его зовут. Он был в гостях у Авчинниковой Милы. Мы с ней учились вместе.
— Вы это уже говорили в прошлый раз. А мы, в свою очередь опросили и Милу, и ее мать, и ее отца — никаких гостей, кроме вас, у них в тот день не было. Но они сказали, что вы пили шампанское, а потом поехали куда-то праздновать, где тоже намеревались выпить.
— Поехала я не праздновать, а домой! С их гостем! Он предложил меня подвезти. Мы поссорились из-за него с Милой и я поехала. Он высокий такой, светловолосый. На вид очень серьезный, очень властный, такой…чистый, аккуратный…Красивый. Глаза у него бирюзовые.
В отчаянии смотрела на следователя, а он на меня взглядом полным жалости и какого-то презрения.
Я еще не понимала, что нет никакой справедливости, что никто не станет мне помогать, что Милка будет врать мне в глаза и что ее отец запретит ей со мной общаться, а мать назовет шалавой, получившей по заслугам. Все они скажут, что я больная на голову идиотка и никакого гостя у них в тот вечер не было.