И со всей решительностью, которой у меня катастрофически не хватало всю мою жизнь, я подошла вплотную к коню Кощея.
Только сейчас я поняла, что черный летун был крупнее Иванова Игреня. Огромный конь, жутковатый, как и его хозяин.
- Что ж, Марья, не ожидал, - признал Кощей. – Думал, не важен для тебя Иван, только используешь его. Правильное решение.
После этих слов подхватил он меня и затащил на коня. Но не мешком картошки, как в первый раз. Посадил перед собой, как делал это Иван.
Но, в отличие от царевича, от тела Кощея я ощущала не жар и не тепло, а холод. Пронизывающий, заставляющий зябко ежиться. Как тот, что испытала однажды в темнице, во время вспышки гнева тюремщика.
Кощей не сказал ни слова, не хлестнул поводьями, а вороной сам взмыл в воздух, выныривая из-под деревьев в пропасть неба. Краем глаза успела я заметить Ивана, так и оставшегося стоять среди деревьев истуканом. Принял, видимо, мои слова о настоящей Марье Моревне к сведению. Надеюсь, он ее найдет, спасет, и будут они счастливы.
А я…
Хотелось плакать, кричать, злиться на судьбу. Но я просто молчала. Отчасти оттого, что ветер на такой скорости бил в лицо кувалдой, а отчасти потому, что слезами Кощея не проймешь, а крики и страдания его только позабавят.
Не успела я, как следует, посетовать на горькую участь, как случилось что-то странное. Конь в полете вдруг дернулся, взвизгнул почти по-человечески и выгнулся, едва не сбросив нас с Кощеем. В последний момент Кощей вцепился в шею скакуна, прижав к ней и меня. А потом мы все трое начали падать вниз, в зеленые волны бескрайнего лесного океана…
Глава седьмая. Полдень
Сознание возвращалось медленно, словно утопленник, всплывающий на поверхность озера. Водными бликами сверкало в глаза солнце, настырными горячими лучами пролезало под ресницы. Я подняла веки и тут же прикрылась рукавом от этой режущей яркости. Мы же вроде на лес падали, деревьями сейчас должны быть укрыты, так где же тень? Тело плавила невыносимая жара, а спину почему-то холодил какой-то ледяной камень. Я скатилась с него, оглянулась посмотреть на диковину и обомлела.
Рядом со мной лежал Кощей, навзничь, раскинув руки, одну из которых и отдавливала я своей спиной. Это что же, выходит, мы так и рухнули на землю вместе, в обнимку, и колдун до последнего не выпускал меня из своих объятий?
Чудак. Будто бы это могло спасти при падении с такой высоты.
Но спасло же…
Я с изумлением поняла, что не пострадала. Вообще. Руки-ноги целы, и ни одной царапинки или синяка. Только голова плыла от зноя и палящих солнечных лучей. Шляпку бы сюда или платочек на голову...
Но что с Кощеем? Он-то почему без сознания? Лежит, будто умер. Разбился? Я подползла к нему на коленях и потормошила. Голова мужчины безвольно мотнулась, но глаза так и не открылись. Он хотя бы дышит? Припоминая, как определяют дыхание в фильмах, я поднесла руку к его носу. Зеркальца, к сожалению, при мне нет, нечему запотевать, но я надеялась хотя бы кожей ощутить движение воздуха из его легких. Но то ли дыхание было легким и редким, то ли он и вовсе не дышал, но я так и не смогла определить, жив Кощей или нет.
Моя ладонь легла ему на грудную клетку. Ничего не понятно. Врач-диагност из меня тот еще. Или же отличается злодей-чародей от обычных людей.
От черной кольчуги тянуло тем же холодом, что и от всего Кощея. Хотя по законам физики должна была она нагреться на солнце.
Пульс! Можно же еще прослушать пульс! Сначала отыскала бьющуюся жилку на запястье у себя, а потом, по аналогии – на безвольной руке Кощея. Да что же такое, у него и пульса нет? А если на шее?..
- Решила его всего ощупать? – раздался насмешливый голос. – Пока не может сопротивляться? Или примеряешься добить?
Я вздрогнула и обернулась. Вместо ожидаемого леса вокруг зеленели заросли созревающей пшеницы с вкраплениями синих васильков. Большой участок пару-тройку десятков метров в диаметре примяло, колоски разложило по земле, словно взрывной волной или ураганом. В центре этого участка и находились мы с Кощеем. Мы – и вороной конь.
С конем тоже было что-то не ладно. Он лежал на боку, приподняв голову и глядя на меня ехидным взглядом. И даже не пытался встать.
Я поднялась на ноги и окинула взглядом место, где очутилась. Не помню я такого поля, не ехали мы с Иваном через него. Помню, что падали на лес, тот самый, в котором догнал нас колдун-некромант. А между лесом и замком Кощея раскинулось лишь поле, но не пшеничное, а с луговыми травами. Откуда тут взялась пшеница? Где мы вообще находимся?
- Не желаешь сбежать? – гадко поинтересовался конь.
- Да куда же я сбегу? - в сердцах выдохнула я, вглядываясь в лицо Кощея. – Предлагаешь бросить человека в беспомощном состоянии? А вдруг он умрет?
- Он? – изумился конь.
А я осеклась. В самом деле. Умрет он, как же. Бессмертным его не просто так назвали.
И всё же…
- Точно не умрет? – уже не столь уверенно уточнила я. – Он на самом деле бессмертный?
- А почему, думаешь, его так прозвали?
- Ну, не знаю, - включилась я в игру-угадайку. – Везучий не в меру? Или заговоренный от разного оружия, колдун же. О! А может, потому что неупокоенными духами управляет?
Конь не отвечал, только посмеивался.
Бессмертный он или нет, но оставить пострадавшего я точно не могла. Хоть и не представляла, чем помочь. На первый взгляд у Кощея не видно ран или ушибов, но могли быть внутренние разрывы или, того хуже, кровотечение. В моем мире или времени я бы вызвала скорую. Только нет тут скорых. Как и больниц, куда они доставляют пациентов. Максимум – знахарки какие-нибудь. Ведьмы-колдуньи.
И что мне делать?
Солнце пекло нещадно. Пропитанное потом платье прилипало к телу. В голове мутнело.
- Полдень, - косясь по сторонам, настороженно проговорил конь. - Нехорошо это…
Еще только полдень? Действительно, плохо, самая жара еще впереди.
Я опять склонилась над бесчувственным Кощеем. Черные волосы его разметались по подмятым пшеничным колосьям. В этот раз колдун даже шлем никакой не надел. Он же так солнечный удар схлопочет, вдобавок к своему ранению!
- Вот обязательно было во всем черном ходить? – ворчала я, пытаясь вытащить из-под него хотя бы кусочек плаща, чтобы хоть чем-то прикрыть мужчине голову. – Думаешь, это была умная мысль, в такую-то жару? Ты хоть в курсе, что черный цвет не отражает солнечные лучи и способствует перегреву? И стоит ли вся эта антуражная крутость теплового удара?
Если Кощей отчего и страдал, так точно не от перегрева. Его тело по-прежнему излучало мертвенный холод, и если бы я не знала, что у него так всегда, решила бы, что вопрос о бессмертии можно уже не задавать.
Плащ не вытаскивался. Я выдохлась, истратив остатки сил, и плюхнулась рядом с похитителем так, чтобы его голова оказалась в моей тени. Сейчас я не смогла бы и шага сделать, не то, что сбежать.
- Ты сам-то как? – вяло спросила я коня. – Сильно пострадал?
- Я буду в порядке, если Кощей очнется, - ответил вороной задумчиво. – А ты удивляешь, Марья. Прав был Кощей. Что-то с тобой не так…
- Потому что я Марья, - отозвалась я, едва ворочая языком. – Да не та.
В груди сдавило от нехватки воздуха. И хотелось пить. Очень хотелось. Спросить, что ли, у коня, нет ли у него при седле бутылочки воды?
- Марья! Обернись! – вдруг истошно закричал конь, да так, что придал мне сил. Я послушалась его, обернулась как раз в тот момент, когда мне на голову должна была опуститься огромная чугунная сковорода.
Сковорода?!
Не смотря на кажущуюся абсурдность видения, я увернулась из-под удара и оказалась на ногах. Все-таки напекло мне голову, и чудится, что стоит передо мной женщина, молодая, синеглазая, с длинными белыми волосами, в венке из полевых цветов. Красивая, и платье на ней славянское, ослепительно снежного цвета. И сама женщина будто в сиянии или подсвеченной солнцем дымке. А в руках у нее – та самая сковорода, на вид раскаленная докрасна.