Вот так всегда, Марья. Даже иванокупальские гадания не сулят тебе ничего в личной жизни. Я с тоской наблюдала за своим тихоходом, как вдруг венок дернулся, окунувшись одним краем в воду. И закружился юлой на месте. Я подалась вперед, заходя в реку глубже. Ой-ой-ой! По заверениям источников из Интернета, который я прошерстила перед празднованием, такое вот поведение венка – очень дурная примета. Настолько дурная, что хуже нее может быть только… И тут венок остановился, а затем резко нырнул под воду, словно кто-то дернул его на дно, демонстрируя то самое худшее из возможных вариантов.
И больше не вынырнул.
Я застыла столбом, не сводя взгляда с медленно расходящихся кругов по водной глади.
Рядом выдохнула Ольга.
- Ничего себе… Вот тебя угораздило!
- Смерть, да? – отрешенно произнесла я, не до конца осознавая, что же сейчас произошло. – Или беды?
- Ой, ты серьезно веришь в эти приметы? – наигранно рассмеялась Ольга. – Ерунда всё это. Баловство, развлечение для молодежи. А ты прям серьезно всё воспринимаешь… Подумаешь, утонул. У Катьки вон вообще за корягу зацепился. И что теперь? Думаешь, она старой девой помрет? У нее и парень есть, они вместе через костер прыгали. А это, по поверьям, делает пару крепкой.
- То есть, в приметы с костром верить можно, - глухо произнесла я. – А с венком – баловство, развлечение?
Ольга захлопала глазами, не зная, что ответить.
Полгода назад, когда я продала свою маленькую городскую квартирку и купила дом в деревне, мне казалось, что я меняю свою судьбу. Скучную, одинокую и бесконечно тоскливую. Город меня душил, подавлял, поглощал. Я была серой тенью, я теряла сама себя. И не понимала, почему так происходит.
В городе, в этом огромном человейнике, где кипит жизнь и переплетаются сотни тысяч судеб, мне словно не нашлось своего места.
Не раз после переезда довелось мне столкнуться с недоумением людей.
- Вся молодежь, наоборот, из села в город рвется, а ты выбрала деревню, - удивлялись односельчане.
Людям не объяснить, почему так может опостылеть город,
Как не объяснишь им, что я не Маша, не Мария и тем более не Марина.
Я Марья. Вот такое сказочное имя дали мне родители.
Мне бы и любовь, и жизнь, как в сказке, где на каждую девицу-красавицу найдется свой Иван-царевич. Где девушка, добрая, невинная и скромная, то обязательно встретит если не принца, то жениха желанного, сердечного.
Только вот почему-то уверена, что и сказке не достанется мне никакого суженого. Добрая? Может быть. В каком-то смысле. Или при взгляде со стороны. Доброй и милой называли меня разные знакомые. То, что другие называют добротой, я считала неумением защищать саму себя. Там, где другие с легкостью дадут своим обидчикам отпор, я промолчу. Потом, конечно, я выскажу всё, что думаю, найду самые-самые нужные, хлесткие и правильные слова. Но только мысленно. Я никогда не скажу их вслух, человеку в глаза.
Невинная? Что есть, то есть. Этого не отнять. Да никто и не пытался.
Скромная? А вот этого хоть отбавляй. Впрочем, тут годилось совсем другое слово. Закомплексованная. Неуверенная в себе.
Деревня, конечно же, не изменила мою судьбу. И как она изменит, когда с собой на новое место жительства я привезла… себя.
А тут еще и венок постарался, намекая, что планы на личную жизнь лучше не строить. И не только на личную, а просто на жизнь.
Если венок благополучно уплывает по реке, свадьбе быть, и скоро. Прибьется к берегу – вот тут «эксперты» из Интернета предлагают разные варианты развития событий. Или в этом году замужество откладывается. Или жди жениха с той стороны, к какому берегу пришвартовалось травяное изделие.
А утонувший венок сулил только несчастья. В лучшем случае – безбрачие на всю жизни. В самом жутком варианте – скорую смерть.
Было у меня подозрение, что венки из полевых цветов в принципе не должны тонуть. Это же трава, она плавучая, как кораблик или плот, они тоже из растительных материалов, а держатся же на воде, и другим помогают. Так почему тогда венок мой пошел ко дну?
- Там все уже собираются, пойдем, - махнула рукой Ольга вверх от реки, в сторону дороги, куда стягивалась удовлетворенная результатами гадания женская часть участников праздника.
Придерживая подмокший подол платья, Ольга двинулась к народу, а я бросила прощальный взгляд на водную гладь, на которой даже кругов не осталось. Надежда не оправдалась, венок не всплыл.
И правда, Марья, глупости всё это.
Взбудораженная вода замедляла шаги, будто не желая отпускать девицу на берег. Я ускорилась, с трудом преодолевая сопротивление реки. А зря.
Нога вдруг подвернулась на скользком камне, а я, нелепо взмахнув руками, полетела в воду. В падении успев увидеть большой валун, торчащий из воды, в аккурат на который должна была приземлиться моя голова.
Скорая смерть? Но не настолько же скорая?! – в ужасе успела подумать я…
И упала на что-то мягкое и пушистое. Наступила тишина, словно Ольга вырубила свою колонку.
Несколько секунд прошли в каком-то оцепенении. Я жива? Точно жива? Голова после удара о камень должна была, как минимум, болеть. Но боль не ощущалась. Промахнулась? Тогда почему не погрузилась под воду? Даже плеска не было. Я и лежала-то явно на чем-то сухом и шершавом, хотя дойти до берега не успела.
Помедлив, я поднялась на ноги. Отряхнула подол, пригладила растрепавшиеся волосы и выпрямилась, смущенно улыбаясь односельчанам.
И замерла в изумлении.
Не было односельчан. И берега не было. Как и реки. Вокруг расстилалось поле, бескрайнее в одном направлении и зажатое подковой из деревьев и низкорослых кустов – с остальных трех. И я, в полном одиночестве, стояла в этом поле по пояс в траве. Которая и смягчила мое падение.
Ветер трепал распущенные длинные волосы, закидывая русые пряди на лицо. Я крутилась из стороны в сторону, всматриваясь вдаль из-под козырька ладони, пряча глаза от яркого, почему-то полуденного, в зените, солнца. Место было неузнаваемо. Конечно, я не исходила окрестности деревни вдоль и поперек, и вообще дальше основной улицы, на которой стоит мой дом, выбиралась редко, но невысокие бархатисто-зеленые горы, у подножия которых притулилась деревенька, видны за много километров от нее.
А здесь гор не было.
Совсем не было. Даже намека.
Откуда-то донеслось ржание коня. Почему-то сверху, но кони ведь не летают. Коровы, если верить поговорке, летают, а кони нет. Если только они не пегасы или крылатые единороги. Но для встречи с такими персонажами я точно должна была хорошенько приложиться головой о камень.
Подозревая, что это все-таки произошло, я посмотрела на небо.
Черный конь огромными скачками снижался по воздуху, словно по невидимой дорожке, откуда-то из-под облаков. Завороженная, я столбом стояла посреди поля и не отрывала глаз от этого невиданного зрелища. Пока не осознала, что несется небесный скакун прямо на меня.
Страх мокрым пером хлестнул по позвоночнику, заставляя отпрыгнуть из-под копыт ненормального животного. И тут же почувствовала, как меня хватают чьи-то руки и затягивают на спину коня, который, на мгновение коснувшись копытами земли и оттолкнувшись от нее мощным рывком, взмыл обратно в небо.
У меня перехватило дыхание, и не только от резкого набора высоты. Мою тушку, не церемонясь, бросили животом поперек спины коня и коленей всадника, как мешок с картошкой, и теперь я боялась лишний раз пошевелиться или закричать, чтобы не съехать тяжелым кулем вниз и не улететь в разверзшуюся под копытами пропасть. Этот кошмар растянулся на вечность. И внезапно закончился, когда я уже мысленно смирилась с неминуемой смертью.
По воле чужой руки в черной перчатке я рухнула с коня на землю. Застонала, потирая ушибленные места, и с негодованием посмотрела на небесного хулигана.
Всадник соскочил с коня и вытянулся надо мной во весь свой немалый рост. Это был какой-то воин в боевом облачении: в черной кольчуге и черном же шлеме, скрывающем лицо. Неудивительно, что еще на поле я не разглядела наездника – против солнца он успешно сливался со своим скакуном, укрытый, к тому же, пышной развевающейся на ветру гривой.