– У нас так принято, – добавляет Байрон. – Если род слишком беден или положение семьи невысоко, и она не может рассчитывать на покровительство старшего рода, то сыновья должны сами себе путь в жизни прокладывать. Тебе ещё повезло.
– Да, повезло, – соглашается Арсенио совершенно серьёзно, безо всякой иронии или насмешки.
Распорядитель объявляет о начале танцев, и Арсенио, отбросив тень задумчивости, приглашает меня на открывающий вальс. На сей раз я не отказываюсь, я провела с обоими инкубами достаточно времени, чтобы не пренебрегать их приглашениями. Меня охватывает странное, удивительное ощущение свободы, вседозволенности и я окунаюсь в него с головой, будто с разбега ныряю в реку, и её стремительное течение несёт меня прочь от привычек и человеческих традиций, прочь от чужого мнения и не подлежащих обсуждению решений Эвана.
Брат хочет лучшего для меня, я всегда знала это и была уверена, что Эван действует из искренних, благородных побуждений. Я никогда не велась на уловки кавалеров, никогда не позволяла возможным ухажёрам лишнего и меня более чем устраивала определённость моего будущего, осознание, что за меня есть кому принять решение и позаботиться обо мне. Но мне неожиданно предложили нечто иное, не то блюдо, к которому я привыкла, которое знала слишком хорошо. И лишь Дикой Лаэ ведомо, сколь велик соблазн попробовать его. Не позволить себе один кусочек, потому что сегодня полнолуние и потому что волчица сходит с ума в присутствии обоих инкубов и от зова природы, но насладиться кушаньем сполна и получать его на протяжении всей оставшейся жизни.
И я гоню от себя возмутительные мысли.
Не сегодня.
Быть может, чуть позже, когда закончится полнолуние, и я смогу рассуждать ясно и трезво.
Танец с Арсенио.
Затем с Байроном, хоть я и знаю, как это выглядит в глазах всего света.
Девушка, обещанная другому, и мальчик по вызову. Пусть и бывший, но многие ещё не скоро заметят разницу, если вовсе увидят её когда-нибудь.
Потом снова с Арсенио. И не успевает танец закончиться, как инкуб обнимает меня крепче положенного и увлекает прочь из круга вальсирующих пар. Я протестующе ахаю от неожиданности, а Арсенио склоняется ко мне и шепчет:
– Давай сбежим отсюда?
Глава 4
– Прямо сейчас? – я теряюсь, но Арсенио не медлит, тянет меня уверенно к одной из оконных ниш.
– Можно было бы и сейчас, однако, боюсь, наш зануда Байрон не одобрит столь вопиющего отступления от правил.
– Арсенио, что ты делаешь? – я не сопротивляюсь, но оглядываюсь суетливо, надеясь, что на нас никто не обращает внимания.
Почти не обращает.
– Мои намерения вполне очевидны.
– Нас увидят…
– Тем лучше.
– Что же хорошего в том, что нас застанут за… – я умолкаю, не желая повторять вслух того, что и так слишком уж ясно.
Благородному мужчине, скомпрометировавшему прилюдно благородную же девушку, только одна дорога – прямиком в храм, восстанавливать тем самым честь и репутацию дамы.
Особенно если отец дамы или иной близкий родственник мужского пола достаточно влиятелен, или состоятелен, или принципиален, чтобы заставить этого бедолагу жениться.
А в принципах Эвана сомневаться не приходилось.
– Значит, сэкономим время и сразу поженимся.
– Так ты нарочно? – догадываюсь я.
– Возможно, – Арсенио и не думает возражать или оправдываться.
Волчица соглашается, едва ли не повизгивая от радости, – и впрямь, к чему тянуть, отсрочивать неизбежное данью человеческим приличиям? И мысль о зелёных долинах, о возможности побегать на воле, без ограничений ловушки лилатских стен, на мгновение захватывает даже больше, чем тревога о полнолунии.
Тень от тяжёлой бархатной портьеры укрывает нас зыбким, ненадёжным пологом и инкуб, прижав меня к стене, приникает к моим губам, целует жадно, требовательно. Голова кружится от стремительного вальса, от жара мужского тела рядом и моё собственное откликается немедленно, я обвиваю шею Арсенио руками, пытаюсь ответить на поцелуй со всей неловкой неопытностью. Слышу ровный гул голосов, звон бокалов, шелест одежды, слышу, как стихает постепенно музыка, как веера раскрываются и закрываются с резким хлопком, но все звуки эти долетают словно издалека, я отмечаю их скорее по привычке, свойственной оборотням во время посещения общественных мероприятий.