Следующий день ничем не отличается от предыдущего.
И последующий тоже.
Клеон приезжает после полудня, вечно хмурый, раздражённый чем-то, я, словно служанка, уединившаяся под лестницей с великовозрастным сыном хозяев, покорно позволяю себя трогать. Снова и снова закрываю глаза, чтобы не видеть лица мужчины рядом, расслабляюсь усилием воли и жду своей части негласной нашей сделки. Мы по-прежнему не разговариваем, мы получаем пользу друг от друга, взаимную выгоду, после чего мне необходимо проскользнуть обратно в дом незамеченной для брата и – обязательным элементом импровизированной программы – попасть в душ. И, стоя под тугими струями горячей воды, я теряюсь в догадках, от чего хочу избавиться в первую очередь – от компрометирующего запаха или же от липкого, душащего ощущения, что веду себя не лучше последней шлюхи.
Лживой, лицемерной шлюхи.
Тем не менее, Эван, похоже, что-то подозревает – едва ли от брата укрылись мои пусть и кратковременные, но всё-таки отлучки примерно в один и тот же час.
Волчица недовольна что человеком, что складывающейся ситуацией. Волчица хочет всех троих, сразу, открыто и в качестве супругов и отцов её детёнышей, её уже не устраивают встречи тайком, невинные поцелуи с одной стороны и напряжённая возня под прикрытием тёмных стёкол мобиля с другой. Ей не нравится разделение мужчин, скрытность, ложь и те жалкие подачки, которыми мы четверо одариваем друг друга.
И лишь занятая на работе Тесса, кажется, ничего не замечает.
В пятницу вечером Байрон предлагает вернуться к выходам в свет, и я соглашаюсь в надежде хоть как-то отвлечься. Эван, конечно же, недоволен, но помешать не может, что до Арсенио, то он и вовсе не скрывает радости от возможности избавиться наконец-то от всевидящего ока моего старшего брата.
В субботу мы собираемся посетить музыкальный вечер у леди Мару – событие не столько крупное, важное для высшего общества, сколько полезное для повторного обозначения нас с Арсенио как пары, – и я с непривычным воодушевлением готовлюсь к мероприятию. Приезд Клеона почти не тревожит меня, я вдруг начинаю и впрямь относиться к нему как к докучливой, но необходимой обязанности, от которой не следует уклоняться. На сей раз инкуб мрачнее прежнего, наблюдает хмуро, как я сажусь на переднее пассажирское место, как откидываюсь на спинку. Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох и выдох, расслабляюсь.
Жду.
Минуту. Другую. Третью.
Ничего не происходит: ни рывка подола, ни ощущения пробирающейся под юбку руки.
– Рианн, – неровное дыхание Клеона всё же касается щеки. Волчица поскуливает тоскливо – уж она-то точно знает, как должно быть, и не понимает, почему человек всё делает по-своему, порою напрочь противореча её звериной логике. – Я так не могу.
– Что, прости? – открываю глаза, смотрю растерянно на подавшегося ко мне инкуба.
– Ты и… эта твоя немая покорность… – Клеон отодвигается от меня, сам откидывается на спинку своего кресла. – Ты бы ещё сразу подол задирала и ноги раздвигала с той же великомученической миной на лице.
– Чем тебе не угодило выражение моего лица?
– Такая ро… выражение всякое желание отобьёт, лучше уж с голода сдохнуть.
Так и подох бы, к чему мне-то докучать?
– Клеон, я не понимаю…
– Разве?
– Не ты ли вовлёк меня… во всё это? – я обвожу широким жестом салон.
– А я полагал, что Арсенио, Байрон и их великая любовь к тебе, – Клеон быстрым движением касается кристалла зажигания, мобиль оживает, наполняя салон рокотом мотора. – Пристегнись, прокатимся.
– Что?.. Не собираюсь я никуда… – хватаюсь за ручку дверцы, но открыть не успеваю, мобиль срывается с места, разворачивается и едет прочь от моего дома. – Немедленно остановись и дай мне выйти!
– Или что? – вопрошает инкуб невозмутимо. – Выпрыгнешь из мобиля на полном ходу? Вперёд. Но на удачное приземление рассчитывать не советую: хоть ты сильнее, ловчее и скорость реакции у тебя получше обычной человеческой будет, но опыта и сноровки маловато, да к тому же ты рискуешь запутаться в собственной юбке.