– Я живу в одном из во-он тех домов, – взмах руки в сторону пятиэтажек. – По-моему, твой почти что бывший жених тоже живёт где-то поблизости.
– Мне должно быть какое-то дело до места вашего проживания? – пожалуй, помимо умеренного удивления, что Клеон снимает квартиру в не самом дорогом и престижном районе.
Не секрет, что Клеон несколько стеснён в средствах, иначе не было бы его помолвки с леди Валентиной, но прежде мне и в голову не приходило, насколько именно.
– Никакого, полагаю, – инкуб небрежно пожимает плечами. – Как и мне до твоего брата.
– Тогда, с твоего позволения, я пойду.
– Куда?
– Домой.
– Пешком?
– Конечно, пешком, – у меня нет с собой кошелька с деньгами и я в домашнем платье, в карманах которого не завалялось и мелкой монеты, чтобы оплатить такси или, на худой конец, билет на автобус.
– Успокойся, отвезу я сейчас тебя обратно.
– Не утруждайся, – отворачиваюсь и иду к выходу со стоянки.
Слышу торопливые шаги позади и успеваю развернуться лицом к оказавшемуся рядом инкубу. Он обнимает меня, притягивает к себе, я вздрагиваю, упираюсь ладонями в его грудь, пытаясь вырваться.
– Рианн, – шёпот звучит возле моего уха, и я замираю. – Мне этого мало.
– Мало? – повторяю эхом.
– Мало, Рианн, мало. И знаешь, почему? Я инкуб.
– Я о том и не забываю.
Как можно забыть о его происхождении? О происхождении всех троих? Если бы не оно, если бы не эти растреклятые видовые особенности, всё могло сложиться совершенно иначе.
Как? Лишь рыжехвостой Каро и ведомы все судьбы и другие, невыбранные тропинки, возможности, варианты. Но наверняка более… нормально.
– Мне нужно ощущать не только твоё физическое возбуждение и оргазм, но каждую эмоцию, каждый твой вздох, чувствовать всю их палитру, каждый цвет, каждый оттенок, – Клеон держит крепко, хотя я не пытаюсь пока освободиться, лишь стою в горячем кольце мужских рук, удивлённая его словами. – Я хочу впитывать твои чувства, твою страсть, видеть и ощущать ответную реакцию, настоящую, живую реакцию, фонтан красок. Во время секса мы не просто поглощаем энергию партнёрши, наше восприятие обостряется во много крат, превращая нас на некоторый срок в эмпатов. После насыщения восприятие постепенно нормализуется, возвращается к прежнему, но до того мы чувствуем почти всё, что чувствует партнёрша. Поэтому твои эмоции, они для меня как… как трава для человека, абсолютно безвкусны. Ими не насытишься в полной мере, и удовлетворения они приносят всё меньше.
И подстёгивают желание обладать мною целиком, не размениваясь на перехваченные тайком куски.
Я не суккуба, но очевидно, что подобная энергетическая диета, как и диета настоящая, только усиливает стремление сорваться и покончить с ней поскорее, наевшись до отвала.
Волчицу охватывает восторг – вот оно, самый непонятный, несговорчивый её мужчина фактически созрел, он на правильном пути, ещё немного, и он поймёт, что желает меня не только как возможность перекусить в отсутствие иных доступных блюд, но и как любимую женщину, постоянную спутницу жизни, мать его будущих детей. Я же испытываю ужас, растерянность – что мне делать с то ли просьбой его, то ли требованием? Куда я его дену? Понятно ведь, что если Клеона тянет ко мне сейчас, то будет тянуть и завтра, и через неделю, и через год. Ничего не изменится, привязка продолжит приводить его ко мне снова и снова, как и звериное влечение никуда не исчезнет, лишь усилится с течением времени, пока человек не покорится волку.
И однажды Арсенио и Байрон обо всём догадаются.
Быть может, уже догадались, но ждут, когда я признаюсь сама.
– Пусти.
Он отпускает сразу, отступает на шаг, смотрит мрачно исподлобья. Я провожу ладонями по платью, расправляя складки.
– Отвези меня домой, пожалуйста.
Клеон садится в мобиль, я тоже. Обратно едем молча. На нашей улице Клеон останавливает мобиль там же, где обычно, но мотор не глушит.
– Так не может продолжаться, – напоминаю я.
– Не может, – соглашается Клеон и, потянувшись ко мне, касается подбородка, поворачивая моё лицо к своему, целует вдруг.