Одна из дам в первом ряду вдруг оборачивается, окидывает мимолётным взглядом сидящих позади, и я узнаю леди Лизетту Дэлгас. Она отворачивается, словно бы не заметив нас, однако я сжимаюсь невольно, втягиваю шею в плечи, будто в годы нашего с Эваном прозябания в Нижнем городе. Нащупываю и осторожно касаюсь руки Байрона, привлекая внимание.
– Здесь леди Дэлгас, – шепчу, едва Байрон подаётся ближе ко мне.
Он хмурится, скользит взглядом по головам перед нами – нет нужды пояснять, которая из двух леди Дэлгас присутствует на вечере. Находит, хмурится сильнее. Я пытаюсь вспомнить, видела или чуяла ли Лизетту перед началом концерта, но не могу сказать наверняка. Быть может, она пришла в последнюю минуту и потому я не обратила на опоздавшую даму внимания? Скорее всего, так и есть, к тому же сегодня должна была состояться очередная ассамблея у Лизетты, а значит, леди вполне могла прибыть к Мару с опозданием, лишь после того, как разъедутся её собственные гости.
Байрон смотрит на Лизетту, затем на выступающих девушек и снова на Лизетту.
– Вероятно, нам стоит уйти, – добавляю я. – Уверена, леди Мару нас извинит и…
– Понятно, – произносит Байрон.
– Что понятно?
– Видишь девушку за клавесином?
Киваю, в отличие от инкуба совершенно не понимая, в чём дело. На клавесине играет не одна из дочерей леди Мару, но какая-то из многочисленных их кузин, тоненькая русоволосая девица невзрачной внешности.
– Эта юная леди – Элизабет Мортимер…
Ах да, точно. Кузина семьи Мару, обладавшей весьма широкими родственными связями.
– …и леди Дэлгас прочит её в жёны Арсенио.
– В жёны? – от неожиданности, удивления я повышаю голос и сидящие перед нами оборачиваются, смотрят строго, неодобрительно – именно на меня, даже не на спящего Арсенио, который уже успел сползти по спинке стула, рискуя и вовсе на бок завалиться. Улыбаюсь соседям быстро, извиняюще и вновь поворачиваюсь к Байрону, продолжаю тише: – И давно ли у Арсенио есть невеста?
– Они не помолвлены, – возражает Байрон. – Есть предварительные договорённости, но, сколь мне известно, пока устные. И Элизабет всего семнадцать…
Хвала Лаэ, с середины прошлого века по законам Лилата брачный возраст для девушек повысили с шестнадцати до восемнадцати лет, ныне если невесте меньше, то брак возможен лишь по специальному разрешению. Если особых причин торопиться со свадьбой не было, то стороны предпочитали подождать, нежели тратиться на получение разрешения.
– Почему Арсенио не сказал? – и о чём ещё инкубы не удосужились упомянуть?
– Потому что вряд ли знает. Не думаю, что Лизетта делилась с ним своими планами или называла конкретное имя.
Хочу спросить, какое Лизетте дело до личной жизни Арсенио, но затем вспоминаю – она его покровительница, Арсенио принимают всюду прежде всего благодаря ей, благодаря слову и милости Лизетты Дэлгас, без неё он бы наверняка был одним из тех безымянных взломщиков кристаллизаторов, что не столько живут в Лилате, сколько существуют, подобно теням, в кольце его стен, преследуемые законом и конкурентами. И уж конечно, Лизетта не станет оказывать помощь и покровительство безвозмездно, без выгоды для себя.
– А откуда тебе… – начинаю я и вновь умолкаю, поймав выразительный и отчего-то чуть раздосадованный взгляд Байрона.
Мальчик по вызову, нежный друг, как ещё их называли в светских кругах, – слуга, игрушка, домашний питомец не лучше комнатной собачки или экзотической зверушки. Его присутствия не замечают, при нём, нисколько не стесняясь и не опасаясь, говорят если не обо всём, то о многом.
Тем не менее, мы остаёмся до завершения концерта, сдержанно аплодируем вместе со всеми. Едва девушки встают из-за своих инструментов и раскланиваются перед публикой, как Арсенио резко, будто от толчка, просыпается, выпрямляется, оглядывается заполошно и начинает хлопать громче всех и даже кричать «Браво!» с таким восторженным видом, словно наивнимательнейшим образом прослушал весь концерт. Мы торопимся покинуть дом Мару, отказавшись от приглашения хозяйки перейти в гостиную, дабы выпить там освежающих напитков и насладиться беседами, однако не успеваем.