Эмоции больше не бурлили во всём теле, и Саша решилась вновь заговорить о том, что теперь волновало её больше всего на свете:
- Зачем мне нужно было умирать? Почему нельзя было позволить мне прожить мою жизнь до конца, до самой старости?
- Старость страшна, – хмыкнул Белог, но заметив в её глазах влажную растерянность, тяжело вздохнул и постарался говорить мягко и успокаивающе: – Мидгардское время довольно долготечно. Мы не можем позволить себе такую роскошь. После восстановления и отдыха тебя ждёт новая миссия на другой планете, и очередная иномирная жизнь тоже будет коротка.
Они подошли к небольшому домику-полусфере, и наставник без ключа распахнул овальную дверь.
- Это твой дом, – произнёс он, ожидая ровно той реакции, которую получил. – Завтра состоится твоё первое выступление перед наставниками, а пока располагайся и отдыхай.
Радостное изумление тут же превратилось в нечто похожее на страх вперемешку с печалью.
- Я зайду за тобой завтра, но если вдруг понадоблюсь, – он снял со своего запястья второй браслет, похожий на наручные часы с удлинённым дисплеем и вручил их девочке, – свяжись со мной через свой фир. Всё будет хорошо, – тепло улыбнувшись, он двинулся прочь.
Девочка натянула браслет и переступила порог собственного дома.
Глава 4. Неудобное беспамятство
Просторная круглая комната была уставлена разномастными диванами и креслами. Рядом с входом располагалась винтовая лестница, ведшая на второй этаж, за ней виднелась дверь в небольшое помещение. Комната была очень светлой за счёт многочисленных овальных окон.
Затаив дыхание Саша осторожно ступала по мягкому полу в этом царстве покоя и уюта, изучая каждую деталь и предмет мебели. В диванной зоне всю стену покрывали прозрачные шкафы, в которых виднелись объёмные и не очень рулоны бумаги – свитки, догадалась девочка. Чуть в стороне разместился замысловатый круглый столик со стулом. А у одного из окон сияла серебром изящно изогнутая арфа, рядом с которой на спиральных ножках расположился мягкий пуф.
Лёгкое шуршание исходило от большого диска на стене. Присмотревшись, Саша догадалась, что это что-то вроде часов-календаря. Малый его круг имел пятьдесят шесть делений, по которым бегали секундная и минутная стрелки. Второй круг делился двадцать восемь раз и, по всей видимости, изображал количество часов в сутках – указывала на них самая большая стрелка. Дней в неделе оказалось семь, а недель в месяце четыре – и к этому кругу стрелка шла изнутри циферблата, сообщая, какой сегодня день в месяце; как и к кругу, указывающему на месяц в году, делений в котором было четырнадцать.
С потолка и стен свисало множество светильников: Саша пошарила взглядом, в поисках выключателя, но заметила на каждом из них тонкие серебристые ниточки и поспешила дёрнуть за одну из них. В матовом шаре ярко загорелся силуэт бабочки, источая мягкий фиолетовый свет. Следующий светильник засиял голубым, очертив силуэт птички с хохолком и длинным клювом.
Внимание девочки привлекло зеркало на стене, которое при беглом взгляде она приняла за окно. Оно было таким же овальным, но в узорной серебристой оправе, изображавшей цветы и листочки. Поверхность его будто находилась в непрерывном движении, и девочка подошла ближе.
Словно озёрную гладь тревожил лёгкий ветерок: отражение мерцало и переливалось. Незнакомая девушка взирала на неё со дна озера. Её скулы были острыми и широкими, а большие фиолетовые глаза смотрели с испугом и изумлением. Оформившуюся фигуру украшало длинное белое платье из мягкой переливающейся серебряными узорами ткани. Тёмно-серые волосы были скручены жгутом, закреплённым серебристыми лентами, и спадали вдоль позвоночника.
- Я не помешаю? – послышался девичий голос за спиной.
Саша с замершим сердцем развернулась: в дверном проёме стояла девушка, и её облик был почти неотличим от нового облика Саши. Разве что платье украшали голубые узоры, а огромные глаза были ещё больше чем у неё самой. В них горели весёлые приветливые огоньки.
- Наверное, ты ещё не помнишь, – заговорила она, – я Хара, твоя подруга. – Она заперла дверь и осторожно двинулась к Саше. – И я пришла, чтобы задушить тебя в объятиях! – она со смехом бросилась к девушке и крепко стиснула её. – Как же я соскучилась!
Отстранившись, она восторженно воззрилась на подругу, застывшую в изумлении. Тогда, насупившись, Хара стала выхаживать по комнате, но, видно придя к какой-то радостной мысли, быстро просияла.