Выбрать главу

А нам, детворе, страшно, нас прямо мороз подирает, хотя жара стояла над Озерами и в давке можно было сомлеть.

И все-таки, зажатые среди леса сапог и босых ног, мы, мелюзга, глаз не могли отвести от Олексы. Странно, однако происшедшее не воспринималось как поражение Олексы, падение ничуть не унизило его перед нами, напротив, это трагическое падение как-то даже вознесло Олексу в наших глазах... Нет, не бандит, а Мастер на земле пред нами лежит! Уже ни озорства, ни буйства, только великий покой да трудовая усталость замерли в этой ладони, почивающей в пыли, где и козельская иконка валяется припорошенная, в испуге выроненная кем-то из рук... Не уберегла, не защитила и она!

Бесконечно тянулись минуты общего оцепенения, все были так поражены, так огорошены падением Олексы, что не вдруг решились и подступиться к нему, пока наконец откуда-то мать вынырнула и, тихо вскрикнув, упала сыну на грудь, зарылась измученным лицом в тот чистый-пречистый рушник. Может, надеялась последним усилием вдохнуть сыну жизнь? А может, увидела здесь его еще таким, каким был в зыбко?

Вот тогда и сомлела Надька в толпе девушек. Видно было, как голова ее изнеможенно лежит среди лент на чьемто плечо, бледность ее смуглых щек была для нас такой непривычной, вот-вот, казалось, упадет, и только руки подруг не дали ей, сомлевшей, упасть.

Давняя история, но отчего-то для нас важно сейчас и это уяснить: почему Надька тогда сомлела? Может, почувствовала свою вину перед Олексой, что отказала ему в любви?

Что не сумела раньше разглядеть в Олексе то, что открылось ей вот здесь, в день его вознесения? Когда вместо разбойника и бродяги увидела в нем, пусть и но надолго, пусть и поверженного, но все же человека, который оказался способен на нечто необыкновенное, соколиное,- разве не таким лежал он тогда пред нею, перевязанный рушником, в пылище...

То, что как будто должно бы уже трижды травою забвения порасти, вдруг настигает нас на дальней этой дороге, и вот мы словно совсем вблизи ощущаем тот вечно юный, неизгладимый мир, откуда все на тебя дышит полнотой бытия, силою страстей...

"Передайте Надьке, что я смеялся!"

Переговариваемся с Заболотньш о том давнем событии выясняем подробности, которые по странности до сих пор не выветрились из памяти, хотя, казалось бы, зачем нам сейчас среди сплошного безумия хайвея воображение снова выносит откуда-то из глубин души эту уже вроде и забытую сагу детских лет. гагу навсегда отшумевшей ярмарочной Украины?

XI

Проплывают мимо нас фрески чьей-то жизни, пестреют в глазах все новые и новые скопища реклам, взбирающихся на крыши и даже выше крыш, повисают в небе и прельщают вас чем-то, увещевают, агитируют, обещают вам просто рай земной, затем опять набегает полевой ландшафт, вдали на отлогих пригорках серебрятся огромные резервуары, белеют башни неизвестного назначения возведенные в ложномавританском стиле, на некоторых сферические покрытия ослепительной белизной соревнуются с небесами.

- Загадочностью веет?- подметив мою заинтересованность, спрашивает Заболотный.

- На расстоянии вон та, голубая, самая высокая башня напоминает своей главой музей Тамерлана в Самарканде.

- А это всего лишь силосная башня,- друг мои улыбается.- А по курсу левее сверкают вынесенные за город шоппнг-центры, так сказать, современные ярмарки: эи, миряне, горожане, коновалы, шаповалы, налетай, налетай!.. Ну, а дальше, па горизонте, как видишь, опять пошла урбанистика, трубы, дымы... Владения энтээровские, и среди них "мы, смятенные, словно пчелы, мчимся вдаль, к цветоносным лугам", конец цитаты...

Лиду трасса, похоже, убаюкивает, русая головка опущена, но вот, подняв глаза на водителя, девочка спрашивает, как всегда неожиданно:

Кирилл Петрович, мы сентиментальный народ?

Заболотный изображает ироническое удивление.

- С чего ты взяла?

- Нет, вы отвечайте по сути: сентиментальный?

- Видимо, да, особенно если ты имеешь в виду этих двоих своих спутников... Нас послушать... А, по-твоему, быть сентиментальным так уж плохо?

Я этого не сказала. Хотелось просто знать ваше мнение.

- Хотя это все же, видимо, изъян, рассуждает Заболотный.' Взрослые люди, мужчины, а то и знай окунаются в свои сантименты, где-то в облаках витают всю дорогу... Тебе, верно, наскучило слушать нас?

- Наоборот. Побывать там, где столько солнца, где ночи звездные... где по ночам люди летали...

- А насчет сентиментального народа - это у тебя откуда? Папочка просвещал?

- Неважно кто, отвечает Лида твердо.- К тому же У меня на это своя точка зрения. По-моему, лучше быть сентиментальн м, чем черствым и бездушным.

- Я тоже так думаю, соглашается Заболотпый.

А папа, если и говорил нечто подобное, то вовсе не в осуждение вам. Мама же вообще считает, что сентиментальность - никакой не порок, это, скорее, нежность думи, память, любовь... Как и мне, ей тоже нравится, когда вы с тетей Соней что-нибудь вспоминаете или принимаетесь в два голоса петь, ну, скажем, "1з-за гори св1т биюнький"...

- О, тебе она тоже нравится?- Слышать этот отзыв о песенке Заболотпому, видно, приятно.- Акварельная, лепестковой нежности вещь, но вот почему-то с эстрады ее никогда не исполняют...

- Пожалуйста, расскажите,- просит после паузы Лида,- что дальше с Надькой будет?

- Всему свое время, Лида,- отвечает Заболотный,- а сейчас давайте послушаем, что Верховный Комментатор нам запоет... В нашем положении, друзья, никак нельзя отрываться от реальности.

И он опять включает приемник.

Отправляясь в путь, надеялись мы одним рывком выскочить из круга будничных забот, казалось, все связи текущего момента сразу оборвутся, и взамен мы обретем нечто близкое к абсолютной свободе. Да разве и не достигли мы, пусть частично, такого состояния - почти вневременного, внеобыденного, от ежедневпости отключаясь и переносясь в совершенно иную обстановку, иные измерения?

И все это - не им ли благодаря, резвым тем пастушатам, которые, неотлучно сопровождая нас, на крылышках летят и летят вдоль трассы! Совсем как ангелы, разве что больно чумазые да с язвами па израненных, исколотых стернею ногах... Вот кого не обогнать, вот кто нигде нас не бросит, не предаст... Полумиражные образы детских лет, они чемто существенным дополняют трассу, вызывая из самых дальних владений души что-то юное и свежее, подобное заре!.. Это светит нам другая планета. Однако и планета нынешняя, вполне реальная, не оставляет нас, находит даже в этой летучей капсуле "бьюика", где мы рассчитывал ли вкусить абсолютной свободы. Отыскала и радеет о нас, сопровождает тихим струением классической, исполненной красоты мелодии или меланхолическими негритянскими блюзами, а то вдруг известит о себе голосом Верховного Комментатора, как мы величаем между собой неведомого сопроводителя, который время от времени мягко и вкрадчиво обращается к нам из глубин эфира. Пытаемся даже представить, как он выглядит, этот эфирный субъект, мне он, к примеру, видится в образе жизнерадостного рекламного молодца, который на рассвете попыхивал сигаретой на одном из небоскребов на нашем пути,- с огромной высоты щурился па нас приветливо и пускал кольцами настоящий дым... Лиде же невидимка-диктор почему-то напоминает больше Тарзана. А в общем он для нас уже как добрый знакомый, голосом, безупречно поставленным, тоном полуинтимным Верховный Комментатор выдает нам очередную порцию новостей, преподносит почти доверительно самые свежие сообщения о том, чем живет сейчас мир за обшивкой нашего авто, вдали от неумолчного шума и свиста трассы. Тринадцатилетняя девочка ограбила банк. Ровесница этой вот, что сидит за спиной у Заболотного и опять, после кратковременного оживления погрузившись в задумчивость, ловит взглядом проносящийся по горизонту поднебесный мир. Комментатор между тем сообщает подробности. Было это так: среди бела дня вошла девочка в помещение банка на людной улице, направила на кассиршу пистолет и велела ей набросать полный кулек банкнот.

Точно конфет. И гуд бай, даже улыбнулась на прощанье.

Не подумала только, что за углом квартала ее уже встретят вооруженные детективы... Голосом ровным, вкрадчиво любезным Комментатор рассказывает также о том, какой случай произошел сегодня в предрассветную пору на хайвес номер такой-то, где таранили простор неизвестные наши коллеги по гонке: у них там стоял туман намного плотнее, чем на нашей трассе, и когда один из автомобилей остановился внезапно по невыясненным причинам, на пего слепо стали налетать и налетать с разгону другие машины, бились, сплющивались, как это бывает с вагонами в железнодорожной катастрофе, когда они, вздыбливаясь, лезут друг на друга, в самом своем движении неся крах...