Возле школы стояла машина скорой помощи. Без того запыхавшись, от остановки бежала путаясь в полах пальто, Ирина вскрикнула, сразу стало совсем страшно… Игорёк был в медпунке, школьный фельдшер стояла с маленькой папочкой — мед картой — прижимая ев к халату на груди. На кушетке лежал её Игорёк, совсем маленький с расстегнутой рубашечкой и весь какой то бледный, аж до синевы. Суетился врач и мед сестра со скорой… Потом она ехала в машине скорой помощи, рядом с ним, держала его за руку и постоянно спрашивала — что случилось Игорёк… что случилось… что случилось..? Сынок её молчал и голова его с полузакрытыми глазами качалась из стороны в сторону на поворотах и ухабах дороги. Игорька положили в больницу, что то там исследовали, смотрели, слушали. Как то раз Ирина пришла к брату вечером, она уже не плакала, только глаза её, раньше всегда улыбающиеся и ясные, несмотря на сложную жизнь одинокой женщины, теперь застыли казалось в одной точке, как будто замёрзли. Игорька отправляли в москву, в какую то там специальную больницу. Долго совещавшись, врачи сказали, что такую операцию могут сделать только в Москве. Болячка была страшная и неожиданная, до этого Канашкин думал, что такое бывает только у очень пожилых людей. Сидя за столом, долго говорили с сестрой, обо всем, вспоминали своё детство в деревне, из которой потом, по очереди, переехали в город, своих родителей‚ отца, мать, тяжело и много работавших в колхозе, маленького Игорька. Говорили, то вспоминая своё детство и ту, как казалось прошлую свою жизнь, то соскакивая в разговоре на то главное, зачем пришла Ирина — болезнь, операция, больница, страх.
Он отдал сестре все деньги которые скопились, дал адрес своей бывшей жены в Москве ‚ остановится на первое время. До этого практически не общались, созваниваясь только для того, что бы уладить дела по разводу. Сейчас заставил себя позвонить ей, коротко рассказав о случившемся, не просил, а сказал, что и как она должна сделать. Бывшая, как он называл её, не спорила и не возражала. То и как он ей рассказал о навалившейся беде, вызвало не только материнскую жалость и страх за своё, даже ещё не рождённое дитя, но и заставило подумать о своём Саше как тогда, в первые, счастливые годы их жизни. С тех пор прошел уже почти год. Игорьку сделали операцию, вроде все получилось у врачей, но надо было лежать под наблюдением. Долго. Ирина устроилась тут же, в детскую поликлиннику при больнице — нянечкой. Убирала, помогала мед-сестрам, работала одним словом. Да и жить на что то надо было. Зарплата небольшая, но тут выбирать не приходилось — главное рядом с сыном. Несколько раз на дню забегала к нему ‚ сначала просто побыть рядом убедившись что с ним всё в порядке а потом и почитать с ним, порешать простые школьные задачки, просто рассмешить, да и детишкам на соседних кроватках то сладости подсовывала а то и просто гладила своей тонкой рукой по их маленьким головкам, жалея и пытаясь хоть как то отвлечь тех от страха и боли. В отделении её хорошо знали и считали своей. И вот он, этот поздний звонок на работу брату, единственному человеку в этом мире.
Очнулся Сашка когда перепуганная телефонистка нагнувшись, трясла его за плечо. Он сидел на полу, прислонившись спиной к стене и уперев согнутые в коленях ноги в стойку пульта, держа обеими руками черную трубку телефона прямо перед лицом.
— Умер, сказал он… Игорёк у нас умер… и отдал ей трубку.
Получалось, что похороны должны быть уже через день. Сестра узнав о своём горе просидела в съемной комнате почти двое суток, как в забытьи одна, теперь уже совсем одна. Она ушла в себя и забылась, отстранившись от произошедшего, находясь в полудремотном состоянии полного безразличия и прострации. Растолкал её сосед по комуналке, взявший трубку звонившего телефона в общем коридоре. Звонили из больницы, лечащий врач. Оказалось, что надо заниматься похоронами. Очнувшись, она и позвонила брату.