— Мой мальчик тоже любит поиграть, — засмеялась она, — и опыта в играх у него поболе, чем у нее. Просто он пока и не вступал в игру, поэтому кажется, будто он может только принимать все, что она ему преподносит. Тем более, совсем он не мальчик.
Граф хмыкнул.
— Но тебя ведь не это интересовало? Вопрос был иной, да? — мужчина чуть напрягся, — Насколько этично врываться в чью-то жизнь, не будучи уверенным, что твои мотивы чисты и соответствуют заданным в обществе нормам. Ты ведь не из тех, кого это обычно волнует. Если ты задаешься таким вопросом в отношении… в отношении кого-то, то это, в общем-то, и есть ответ. Если тебе не все равно, что ты приносишь с собой в чью-то жизнь — это и есть ответ.
Мужчина не стал ничего отвечать. Только вдохнул поглубже, снова пытаясь поймать хотя бы отголосок Шуриного запаха. Она пахла для него чернилами и почему-то детскими леденцами. Его немного раздражало, что он может так ясно ее чувствовать. Обычно такие четкие ассоциации появлялись только при сильном интересе. Или если запах окружает, буквально заставляя к себе прислушиваться. Шура в ту памятную ночь, явно видя его раздражение, с блестящими глазами, словно кошка, обтерлась буквально обо все поверхности его спальни. И он не скоро смог полностью выветрить ее запах из своих покоев. Сейчас он просто радовался, что она такая вредная скотина, потому что если она здесь была, то он не сможет этого не заметить.
— И вы здесь, — раздалось неожиданно сзади, — Пожалуй, это обнадеживает, что наши мысли сошлись.
Аррирашш, вопреки словам, смотрел на них устало и разочарованно. Вот только граф на это внимания уже не обратил. Крылья носа раздувались, а холодные бледные глаза блеснули остро азартом.
Ева подняла руку, останавливая Арши от вопросов, и просто смотрела на графа Сибанши, надеясь, что не ошиблась, и он…
— Мы все-таки дождались чуда, госпожа Киныси, — мужчина говорил уже на ходу, пытаясь понять, какая дорога выведет их к более четкому следу, — Я чувствую ее запах…
Аррирашш на секунду прикрыл глаза, выпуская из груди воздух вместе с сомнениями, коротко поблагодарил Темную Госпожу, и выпустил из спины крылья, подхватывая подмышки и графа, и Еву. Блуждать пешком по Лабиринту в поисках нужной дороги можно хоть бесконечно.
— Видимо, я сошла с ума, — резюмировала я, — Я разговариваю с воздухом и у меня провалы в памяти. Значит, я сошла с ума? А может меня накачали какой-нибудь местной наркотой? Ну может же такое быть?
— Все может быть, — согласился голос.
— Меня зовут Шура, я журналистка, — каждые пару минут я повторяла основную информацию о себе, чтобы не забыть, — Моего будущего мужа зовут Раш, я живу на улице Лавок, дом девять. А почему я там живу? И как давно?..
— Всю жизнь!
Я покачала головой.
— Нет-нет! По-моему, не настолько долго. Но что же было до? Откуда я вообще взялась?
— У мамы из животика?
— Ну да! — я хлопнула кулаком по ладони, — Точно! Мама. Я ее, кажется, смутно помню… У меня была мама, а у мамы был чайник…
Я тяжело вздохнула.
— Долго мне еще тут бродить?..
— Всю жизнь! — противно захихикал голос.
— Не особо вдохновляюще, — вздохнула я и скривилась.
— А куда ты вообще идешь-то? — снова спросил голос.
Я всплеснула руками и распсиховалась.
— Да прямо! Прямо я иду! Сколько раз мне еще отвечать?! Ты который раз уже спрашиваешь?!..
Я повернула в очередной раз, и захлебнулась всеми своими возмущениями. Так-то, не сказать, что возмущалась я искренне, голос меня скорее бодрил, а бесилась я просто потому, что злость — лучше страха. Но даже это неискреннее возмущение с меня слетело, стоило увидеть за поворотом… человека! А жизнь-то налаживается!
— Тетенька, тетечка, миленькая! — взвизгнула я, подбегая к бледной от испуга женщине среднего возраста.
Мы с ней шли под ручку, переговариваясь. Голос меня не беспокоил. Женщину звали госпожа Ласска, и она была повитухой. Она тоже не помнила, как оказалась здесь. Но это уже было не важно! Важно было, что ее трескотня (а госпожа Ласска оказалось ну просто прелесть какой болтливой!) Меня успокаивала и внушала надежду на лучший исход! Исход дела. А не духа, надеюсь.
— … и вот брожу, брожу здесь, деточка, и даже не знаю, как попала сюда — ты представь! И так на душе тошно, и все понять пытаюсь — а чего тошно? Оно ж когда тошно? Когда что-то не по совести делаешь! Когда супротив себя идешь, так мне бабка моя говорила. И все понять пытаюсь, где ж так оступилась… И вспомнить не могу. И чувствую, надо. А не могу!..
У госпожи Ласски были большие мягкие руки и большие влажные глаза. И мне ее было немного жалко, так что я решила, что могу потратить время и попытаться ей помочь! Все равно заняться больше нечем.
— Угм, — кивнула я, — а вы давно бродите-то здесь?
Она вздрогнула крупно всем телом и посмотрела на меня так растерянно.
— Не знаю… Иногда кажется, что уж вечность брожу. Но уж всяко не больше денька! А то б меня хватились уже, наверное.
Я кивнула.
— Ну да, наверное. А что последнее помните?
— Да вот… — она задумалась крепко, нахмурила брови.
Лицо у нее было, будто она сама рожает. Но смешно мне не было. Я сама с трудом могла припомнить, что было перед тем, как я сюда попала. Кажется, что-то приятное. Солнце в окно, чья-то аскетично обставленная гостиная, азарт и нежность. Образы только, за которые так тяжело почему-то было ухватиться. Солнце в окно, гостиная, чьи-то руки на мне. Так приятно, что сердце щемит. И хочется обратно. В этот момент, наполненный чувствами и ласками.
А вместо этого я брожу в унылом лабиринте с незнакомой женщиной, за которую цепляюсь от страха остаться одной, и которая цепляется за меня от того же. Было ли мне дело до того, как она сюда попала? Честно говоря, не особо. Да, ее растерянное лицо вызывало жалость. Но и только.
— …детишек принимала, — ну да, чем еще могла заниматься повитуха? — двое мальчишек. Один крепенький, а второй послабше. Человечек же…
Она удивленно на меня посмотрела, а потом снова нахмурилась.
— Один только человек, что ли? — удивилась я, — А второй кто? Чебурашка?
— Чебу… что? Нет-нет! — она даже рукой замахала, — Второй, слава Отцу, нормальный!
Я аж поперхнулась.
— А люди — это не нормально?..
— У людей — нормально, — кивнула она, — а вот у… у драконов… у драконов — нет.
Она остановилась. Посмотрела на меня. Я на нее.
— То есть, — почему-то в голове винтики работали со скрипом, — Из драконицы два сына вылезли. Один нормальный — то есть дракон, а второй — человек.
Она потрясенно кивнула.
— А они… ну, драконы… как все что ли размножаются? А как же яйца!
— Какие яйца?.. Детка, не морочь мне голову! — она смотрела на меня так, будто на ее глазах я сама яйцо отложила, — У императорской четы родился человечек! Человечек! Чем же они бога так прогневали?! Ой, что твориться!..
— У Императора?! — переспросила я, — У Ярролима Второго что ли? А это точно?
— Сама ж видела! — прикрикнула она, а потом вдруг сдулась и посмотрела на меня опять растерянно, — Только это секрет…
Я все-таки смогла удержаться и не захихикать, а сделала серьезное лицо. Ну конечно это секрет! Ну конечно, тетечка, это секрет!
— Ты уж не говори ни кому! — она сурово свела брови и вдруг вспомнила, что она меня старше, — Я тебе только по секрету сказала, а ты уж никому!
Я торжественно покивала, даже руку к сердцу приложила. А другую за спину завела и пальцы крестиком свернула.
— Обещаю! Никому!
Госпожа Ласска еще раз грозно на меня глянула, а потом, вроде, расслабилась.
— Слушайте, а это… ну, это же невозможно, да? — все-таки уточнила я.
Она задумчиво кивнула.
— Невозможно.
И все-таки это случилось! Так значит, тот мальчик из башни это…
Меня вдруг пронзило осознанием, и я застыла, пропускаю госпожу Ласску вперед. Почесала дрожащей рукой затылок.
— Госпожа Ласска, а это они только родились, получается?
— Ну да?.. — удивленно ответила она, — где-то с недельку.
— Так наследник у Ярролима Второго уже… лет шестнадцать, вроде, назад родился… А больше никого.