Но не только здоровье беспокоило ее: ей не нравились те антисанитарные условия, в которых хозяева на юге — на крымском и кавказском берегах Черного моря — содержали «диких» отдыхающих, приезжающих с севера «погреться». Эти выгребные ямы во дворе, кровати, отделенные занавесками от проходной или общей комнаты, или прямо на балконе, были ей хорошо знакомы, и она больше не хотела на время, предназначенное для отдыха, окунаться из нормальных человеческих условий в эту антисанитарию, да к тому же за свои кровные два-три рубля в сутки… По-другому к Черному морю она попасть ни разу не могла — только «диким» способом. Кто отдыхал в этих дворцах-санаториях: министры, гангстеры или проститутки — она не знала, но за свои восемнадцать лет работы на заводе, в условиях Крайнего Севера, она не могла купить ни одной путевки никуда, и до самой пенсии такой возможности для нее не предвиделось. Кто она? Простой инженер. Не проститутка, и в начальники не метит. «Мохнатой лапы» у нее тоже нет — чтоб ее иметь, надо спать с начальниками. Вот и приходится ей отдыхать на юге «по-дикому».
Смутно ей хотелось «куда-нибудь в Прибалтику». Именно там, ей казалось, еще сохранился кой-какой сервис и вежливые и корректные отношения между людьми. По природе своей деликатная, она уже так устала жить среди хамов и быть хамкой, что не знала, чего ей больше хочется: сервиса или вежливости. Она помнила, как в эстонской деревне под Таллинном жила у бабуси и спала на коротком, не по росту, топчане, умывалась во дворе из рукомойника; но какие завтраки она находила на своей веранде сразу после умывания, которые появлялись на столе как бы сами собой! И она не могла забыть, как однажды, в турпоездке по Сибири, ей нахамил мужик, мордой которого можно было забивать сваи — и она бы от этого не пострадала!.. Тогда он открыл свой бездонный рот и заорал, что сейчас вышвырнет ее из автобуса, если она не встанет с «его» места. Людмила опешила: как он смеет на нее орать?! Она — образованный человек, мать, женщина; в конце концов ей тридцать четыре года, а не четырнадцать, и вообще — как он смеет?! Но он смел. Дать ему по морде Люда не могла — такой бы запросто ответил, и не только ответил, а пришиб бы ее. Она даже не смогла нахамить в ответ, а встала и сменила место, но потом ее еще долго колотило от того, что вокруг, по существу, были такие же люди, которые скорее встали бы на защиту хама, чем ее — ведь ни один этой выходкой не возмутился! А разве мало можно припомнить таких повседневных случаев в их полусумасшедшем, вечно спешащим с работы и на работу, затравленном городе? Да, она устала, устала от всего. И ей, действительно, нужен был отдых и покой, в настоящем смысле этого слова.
Отдых и покой она могла найти у себя в комнате, не выходя за ее порог. Но она понимала, что это был бы за отпуск. Без смены впечатлений она не отдохнет, а в их городе эта смена просто невозможна. И Танюшку куда-то надо вывезти, на природу. Нет, нужно обязательно уехать. Но куда? Путевку на турбазу покупать уже поздно, они за месяц-два до начала лета уже распроданы. Да, кажется, и с билетом на самолет она уже опоздала: все распроданы еще месяц назад, особенно в южном направлении. Помаявшись два дня и так и не решив, куда ей направиться, Людмила собралась наконец с духом и пошла «куда глаза глядят». А глаза, как оказалось, глядели в нужном направлении. Перед билетной кассой «Аэрофлота» она не раздумывала: «А, куда дадут». Конечно, Танюшку надо было свозить к морю, покупать в морской воде, покормить фруктами… Может, и ничего — со здоровьем, обойдется? А может, наоборот, от солнца ее жизненный тонус повысится? В общем, как повезет. Если нет билетов в Крым, значит — в Ригу, если никуда нет — тогда она дома будет сидеть, тем более что лето нынче теплое, даже в их Белом море уже начали купаться.