Вдруг раздается шумный голос Нин-Вас. Он быстро приближается к нашей палатке и, словно ветер, врывается в нее. Не успеваю я открыть глаза — палатка распахивается и показывается лицо Нин-Вас.
— Конечно, снова пятая! — говорит она и, пригнувшись, вбегает прямо в палатку.
«Почему «конечно, пятая»? — думаю я. — До сих пор старшая нам ни одного замечания не делала. Если бы она сейчас заглянула в третью или восьмую и застала такую же картину, то, наверное, сказала бы то же самое».
— Поднимайтесь немедленно! — приказывает она и тормошит Быкова и Кикнадзе. — Думаете, если вожатого нет, если его призвали в армию, то можно нарушать режим?!
«Так вот, значит, откуда у меня это предчувствие!» — думаю я и молча подымаюсь с постели.
— Соколов, что ты молчишь? — спрашивает старшая и смотрит на меня испуганными глазами.
Сашка прыскает со смеху. Я ведь стою как истукан, потому что обо всем этом думаю. Поневоле испугаешься.
— Одевайся и беги на зарядку! — повышает голос Нин-Вас. — Я сейчас проверю всех на стадионе.
Сказала и исчезла.
Сашка, как козел, вскочил с постели, засверкал своими черными глазищами и с диким криком: «Вперед! В атаку!» — выбежал из палатки.
Женька Быков сел на койке и невнятно бормочет:
— Что?.. Откуда?..
Он всегда трудно просыпается. С него одеяло стянешь, а он еще минут пять сны досматривает. Вот и сейчас бежит позади меня и пошатывается. А я лечу как стрела. Мне действительно кажется, что я лечу: тело мое легкое, и земли я под ногами не чувствую.
Через минуту стою в строю. Весь стадион машет руками, и только слышно дружное посапывание да голос физрука:
— Делай раз! Делай два!.. Повторяем!
Я через десять рядов вижу Жору-баяниста. Голова его свалилась на плечо, глаза закрыты. Ох, и здорово он играет, вслепую! Ни на пуговички, ни на клавиши не смотрит! И что ни попросишь исполнить — все знает. Мне кажется, если ему в постель дать баян, он не проснется и начнет играть…
Веньки Чижа, конечно, нет, а Женька Быков уже совсем проснулся. Он прыгает передо мной на одной ноге, кривляется и кукует: «Ку-ку, ку-ку!»
— Принять исходное положение! — доносится голос физрука, и мы кладем руки на бедра.
Слева делает зарядку Мая Романова. Она смотрит на меня и улыбается. Я не помню, чтобы она не улыбалась, и даже не представляю себе ее другой. Саша Кикнадзе говорит, что она глупая, поэтому всегда улыбается. Вот еще выдумал! Это же неправда. Мая умная и добрая. Ее в школе все Ромашкой зовут. Это, наверно, потому, что волосы у нее белые-белые, а фамилия — Романова… Ромашка!.. Ей очень идет это имя. Мне кажется, если бы я не знал, что ее так прозвали, придумал бы точно так же…
— Наклон вперед, руками касаемся носков!..
Мая делает упражнения четко, ноги в коленях никогда не сгибает. Я украдкой посматриваю на нее и стараюсь делать не хуже. Она уже успела загореть, и волосы стали казаться еще белее. Вот она наклонилась, опустила голову, и локоны тяжело падают вниз, пересыпаются, как золотой песок…
— Повторяем движение!.. Быков, заставлю зарядку делать сначала!…
А Мая все смотрит на меня. Глаза ее прищурены, смеются. «Что это она выдумала?»
Вдруг Мая говорит:
— Митя, Митя!
— Чего тебе? — спрашиваю шепотом.
— «Юность» дочитать мне дашь?
Я хочу сказать, что дам, а Сашка Кикнадзе сзади шипит:
— Слышь, Митяй, не давай! Это журнал нашей палатки. Пусть девчонки сами себе достают!
Ему журнал вовсе не нужен, просто он ненавидит девчонок.
Я Ромашке ничего не отвечаю, но она меня понимает. Я, конечно, назло Сашке журнал ей дам…
Зарядка кончилась. Мы бежим застилать кровати. Я лечу, перескакивая через пни и качалки малышей. Аппетит зверский. Я заранее знаю, что попрошу две добавки, три добавки…
— Эй, эй, берегись!..
Со мной что-то происходит
Уже второй день мы без вожатого. Наш отряд «пристегнули» к третьему и велели всюду ходить за ним. Мы страшно бузим и не хотим шагать в одном строю с шестиклассниками. Кричим: «Будем сами!» — а собраться в строй нам никак не удается. На отрядную линейку приходит не больше половины, остальные бродят где попало. Вчера по этой причине мы ужинали последними и на общелагерную линейку, на спуск флага нас не пустили. Нин-Вас долго отчитывала, а потом сказала, что принимаются все меры для «укомплектования нас вожатым». Она так и сказала: «укомплектования». Ну и словечки же у нее! Утром она заявила, что в третьем отряде «пересортица», и две маленькие девочки побежали сообщить об этом врачу: «Мы с ними играем, а у них пересортица, они нас заразят…» Оказывается, старшая вожатая имела в виду, что там ребята из разных классов.