Она так обрадовалась, что чуть не перевалилась за борт.
Справа в километре от нас показалась река. Она лежала в лощине, словно туда упал кусок ярко-голубого неба. С берегов вниз сбегали тонконогие березки и робко останавливались у самой воды.
— Эх! — вздохнул Валерий, глядя на реку.
— Хорошо бы… — закивала головой Мая, и я сразу всем телом словно ощутил прикосновение волн.
Дорога неожиданно разветвилась. Из кабины выглянуло лоснящееся от пота лицо Семена.
— Махнем туда, что ли? — кивнул он в сторону реки.
Мы дружно ответили:
— Махнем!
Машина повернула вправо и радостно зафырчала. Река быстро неслась нам навстречу, и с левого ее берега к середине бежала золотая чешуя. С каждой секундой солнце заливало реку все больше, вся она была полна золота.
— Слезай, приехали! — хлопнув дверцей кабины, сказал Семен и направился к реке.
Мы выпрыгнули из кузова. После знойного полевого воздуха приятно было вдыхать запах воды и мокрого прибрежного песка.
— Стойте! — остановил нас Валерий. — А как у вас насчет плаванья? Как-никак я отвечаю за вашу жизнь!
Он сказал это шутя, и мы поняли, что в эту минуту он вспомнил о Нин-Вас, которая, наверное, тысячу раз предупредила бы об опасности и прочитала бы целую лекцию о водоворотах, ямах и быстром течении.
— Я плаваю, — сказал я.
— А ты? — Он посмотрел на Маю.
— У меня разряд… первый, — тихо, немного смущаясь, ответила Мая.
— Не как-нибудь! — важно развел руками Валерий. — Тогда ты и будешь у нас спасательной командой…
Через секунду мы все четверо плыли взапуски, ныряли и весело брызгались водой. Смех гулко раскатывался по воде, и берега отвечали звонким эхом. Мы с Маей заплыли далеко за поворот реки и не заметили, как вышли на берег Валерий и Семен.
Возвращаясь, еще издали мы увидели, что Валерий что-то стирает.
— Давайте я! — выбегая из воды, сказала Мая и попыталась забрать у него рубаху.
— Нет, нет, — запротестовал он. — Этого я никому не доверяю. У нас в общежитии есть правило: что можешь — стирай сам! А вот выжать, пожалуй, помогите.
Мы с Маей ухватились за край рубахи и с таким усердием начали выкручивать и выжимать, что чуть не порвали ее.
— Отдайте! Порвете! — смеясь, кричал Валерий и обливал нас водой. Но тут его позвал Семен:
— Послушай, механик, а ну, загляни в мотор!..
Мы с Маей зарылись в теплый песок. Солнце ласково гладило наши плечи и ноги, а ветерок сдувал остатки капель на них. Я лежал и прислушивался, как у берега лопочет вода, и не заметил, как нахлынули воспоминания о доме, и я начал рассказывать Мае:
— Я тебе расскажу… То письмо было из дому…
— А что дома? — тихо спросила Мая.
— Еще сам не знаю что, но что-то неладное… Между отцом и матерью. Понимаешь?
Я рассказал Мае, как мама грустит одна вечерами и как роняет слезы на мою подушку, о том, что отец редко бывает дома. И когда я все это рассказывал, мне казалось, что дома уже все наладилось и завтра придет от мамы доброе письмо, а внизу будет приписка от отца со словами, которые он всегда любит мне говорить: «Крепись, Митька, ты ведь мужчина!»
Мая долго молчит, я вспоминаю ее слова о нашей дружбе и смело говорю:
— Хорошо, что мы дружим с тобой. Очень хорошо!
И Мая отвечает:
— Дружба, Митя, — это когда навсегда, на всю жизнь вместе… И учеба и работа… Тогда все легче, правда?
— Правда.
Ни я, ни Мая не заметили, когда подошел Валерий и лег рядом с нами. Наверное, он слышал все, о чем я говорил Мае. Ну и что же? Это даже хорошо, пусть знает, ведь он тоже мой друг.
Мы лежали звездочкой, головами друг к другу, и молчали, пока не заворчал мотор машины и Семен не крикнул:
— Подъем! Поехали!
Машина рванулась вперед и, как фокусник, начала заглатывать длинную ленту дороги. Семен в кабине запел:
А мы подхватили:
Это мы в лагере сами переделали старую фронтовую песню и часто ее поем, потому что она бодрая и веселая.
Лес вырос перед нами неожиданно. Он был действительно старый: стволы могучие, ветви широкие, густые. Солнце с трудом пробивало сквозь них свои лучи. Мы въехали словно в тоннель. Пришлось сесть и пригнуться, чтобы ветви не оцарапали нам лица. Птицы испуганно разлетались в разные стороны, под колесами шумно трещали старые сучья. Проехали густой орешник, в ложбине которого протекал болотистый ручей. Несколько толстых, обросших плесенью досок, брошенных с берега на берег, служили мостом, и машина перебралась через них медленно, как бы ощупывая колесами, прочны ли промокшие насквозь доски.