Я хотел ему сказать, что питание не самое главное, а важней всего воспитание и закалка, но промолчал, чтобы не обидеть его. Потом вежливо попрощался и сказал:
— Вы, Павел Васильевич, не волнуйтесь, я не опоздаю и буду вам очень помогать.
Когда я прибежал к своей палатке, то меня там ожидало человек пять лагерных обжор.
— Вовка, — требовали они. — Ты гляди, чтобы у нас полные порции были. И чтобы на добавки не скупились… По два раза давали!..
— Ладно, — сказал я. — По три порции каждому дам. Что мне, жалко, что ли?
Потом я долго не мог заснуть, вертелся и думал о том, какая тяжелая работа у шеф-повара Павла Васильевича и вообще у всех, кто на кухне трудится. Каждый день в шесть часов утра поднимаются и целый день у горячей плиты стоят… И мама тоже. Она, прежде чем на работу пойти, завтрак мне готовит, после работы обеды варит, сразу на два дня. А в выходной день на рынок идет и полные авоськи оттуда тащит… Как я раньше этого не понимал?! Очень тяжело маме. Вот завтра посмотрю, как все варится, научусь, а приеду домой, буду матери помогать…
Больше, кажется, я ни о чем ночью не думал, потому что, когда Зина меня утром разбудила, я снова о маме вспомнил.
— Как тебе не стыдно! — кричала Зина. — Из-за тебя вся работа на пищеблоке стоит! Ты что, забыл, что ты шеф?.. Я уже два часа продукты выдаю, а принимать некому.
Сначала я не понял, чего она от меня хочет, про какой-то пищеблок орет. Я ведь еще не знал, что это кухню в лагере так называют. Потом, когда увидал, что вокруг меня ребят нет, а из столовой шум доносится, сразу понял, что проспал. Оказывается, уже все с линейки на завтрак пошли, а про меня забыли, думали, что я давно на кухне работаю.
Пробежал я за палатками на хозяйственный двор, чтоб меня никто не видел, а оттуда уже на кухню пробрался. Прихожу, а Павел Васильевич смотрит на меня с удивлением и спрашивает:
— Ты кто такой? Тебе что здесь нужно?
Ну, я ему напомнил, кто я и зачем пришел.
— А-а-а! — припомнил Павел Васильевич и забеспокоился. — Ох ты, беда моя! Тебя-то здесь и не хватало! И что за день такой? — А потом махнул рукой и говорит: — Ладно, иди получай халат, колпак и приходи сюда, к делу пристрою.
Получил я халат, колпак и пришел на кухню. Пришел, а Павел Васильевич снова меня не узнал. Потом вспомнил и говорит:
— Ты все равно опоздал, так пойди погуляй, пока обед закладывать не начнем.
Вышел я в столовую. Ребята завтракают. Увидали меня и давай кричать:
— Молодец, Вовка! Ух, и макароны вкусные у тебя получились! И творог сегодня не кислый…
Я хотел им сказать, что завтрак без меня варился, да не успел: меня позвали к столу, где нулевой отряд сидел. То есть все взрослые.
— Товарищ шеф-повар, надо бы нашему отряду добавки дать. Видите, какие у нас пионеры большие? — сказал физрук и протянул пустую тарелку. Вожатые тоже стали требовать добавки. А Абрам Соломонович, тот, который теперь Ваней Уховым стал, начал по столу ложкой колотить и согнул ее. Подошла к нему Валя Сомова и, как старшая вожатая, потребовала, чтобы он вышел из-за стола. Все за него заступились, говорят: «Ваня не виноват: ложки такие, что сами от ветра гнутся». Это они как раз правду сказали: ложки у нас в лагере никудышные, тонкие, как бумага, а вилок вообще не дают, боятся, чтобы мы не покололись…
В общем пошел я на кухню и говорю Павлу Васильевичу:
— Нулевой отряд добавки просит.
Павел Васильевич сердито на меня посмотрел, а его помощница, тетя Феня, говорит:
— Пусть понесет им добавки. Ему для авторитета это нужно, — и навалила мне целую миску макарон с сыром.
Увидали ребята, что я вожатым добавку несу, и давай орать:
— А нам чего не несешь?
— Ты же обещал!
— Даешь добавку!..
Что же вы думаете, я им макарон не раздобыл? Четыре миски добавочных! Сам не знаю, что на ребят нашло! В другой день так от одной порции остается, а сегодня все под чистую подъели.
Не помню, кто первый крикнул: «Качать нашего шефа!» Ну, и начали меня ребята швырять под самый потолок. Бросают и выкрикивают:
— Благодарность ему вынести!
— На линейке отметить!
— Вызвать к спуску флага!..
Еле живого отпустили. Один рукав у халата наполовину отпороли, на колпак ногой кто-то наступил. Наконец разбежались. Тут я почувствовал, что сам есть хочу. Я ведь еще ничего не ел, только другим носил. Пришел на кухню и спрашиваю у тети Фени: