Брат Савелий был щитом для ушей людских, и этот щит я должен был помять, пока есть шанс. Прервать его я должен был! Донести до людей истину, пока уверенность не вернулась в сердца людские. Некоторые крестьяне уже начали покрывать меня проклятиями, но мне удалось их утихомирить, громом произнеся истину:
- «Люди! Сотрите ложь с глаз своих! Послушайте сказ мой и вдумайтесь! Почему Даемоны не нападали на нас всю эту войну? Почему Судьи-Инквизиторы сжигают матерей-крестьянок, забирая детей?! Задумывались ли вы над действиями Ордена?! Задумывались ли вы о чистоте деяний этих?»
Вопросы мои били в самое сердце порока. Заставлял я крестьян менять своё мнение и задуматься над этой истиной, и этой возможностью я воспользовался, дабы закрепить свою позицию в споре этом:
- «Известны мне деяния Ордена! Есть у меня доказательства и сказания истинные, что невозможно отрицать! И если же вы не видели истину эту, то Братья и Сёстры мои поймут меня беспрекословно!»
Брат Савелий… Видел я в глазах его ярость. Он ненавидел меня всей душой своей. Хотел увидеть меня на кострах, медленно обращающимся в прах. Но я не преклонюсь перед клеветой и проклятиями! В руках моих есть доказательства, которые невозможно назвать ложью! И перед тем, как Савелий позволит себе прервать меня вновь – я выступил вперёд, наставив палец свой на Савелия:
- «Видел ли ты Братьев и Сестёр своих измученных, Савелий?! Видел ли ты боль в глазах чистых?!» - слова мои направленны были только к Савелию, но я не побоялся задать этот вопрос и всем остальным. Раскинул я руками, вновь обратив свой глас в гром, наполненный уверенностью нерушимой и правдой чистейшей: - «Видели ли вы, Братья и Сёстры, как выпустил я юных Святых из заточения неделями раннее?! Видели ли вы те ужасные, уродливые шрамы на их телах?! Слышали ли вы, как кричали юные Святые: «Грешен Епископ»?! Кто из вас осмелиться назвать этот кошмар – ложью?!»
Словами своими я разрезал клевету. Высказывал истину свою, не скрывая ничего за занавесом лжи. Только Савелий осмелился выступить против меня, хватая слова мои в кулак прочный:
- «Ты выпустил грешников, Иорфей! Отче наш Епископ окропил их грешную кожу святой водой и доказал нам это! Показал рукою на Братьев, чьи руки пролили кровь Святых! На Сестёр, познавших похоть!»
«Похоть они познали насильно! Отдал Епископ их юные сердца в руки порочных Братьев! Тех же, кто находит истину в его актах – сажают в клетки! Те, что не ударили меня после Третьего Крещения – льют свою кровь! Даже Сестра Элиза – мученица, которую я спас из лап порока – упрекнёт Епископа в сквернословии, клевете и самосуде!» - Я вызывал Савелия на словесную дуэль подобными высказываниями. Не должен был дать я места ему! Поднял я свой инструмент в небеса и вскрикнул:
– «Все, кого терзали плети! Все, кто отдавал свою кровь напрасно! Все, чья девственная душа похищена была – Зажгите свои инструменты и примкните ко мне!»
Это было не так просто, как кажется. Сердца людские были охвачены страхом, ведь если повернут они спины к Братьям и Сёстрам своим… Их могут вновь избить или даже убить! Но смелость одного из Братаьев разожгла уверенность в сердцах остальных членов Ордена. Братом этим оказался Аместолий, что вышел из рядов плотных, вверх свой инструмент поднимая. Ему удалось пройти ко мне, но всем остальным…
«Никто не уйдёт! Не давайте Даемону охватить ложью ваши непорочные души!» - Приказ Савелия прозвучал громко и ясно. Братья и Сёстры, что доверяли ему, старались удержать и усмирить предателей Ордена. Я же… все ещё мог уговорить их.
«Даже у своих собственных Братьев и Сестёр ты отбираешь свободу, Савелий! Держишь их за горло, прямо как Епископ! Помню я, как пытался ты удушить Сестру мою Элизу руками своими! Помню я, как в руках этих Артефакт ты держал!» - моим словам снова начали внимать люди, пока Савелий, указания свои отдавая, повернул ко мне спину. Но сдаться он не решался:
- «Лживы слова твои! Никогда не позволит мне Епископ коснуться Артефактов Священных! Именно ты пролил мою кровь! Вбил в меня свой порочный рог!»
Савелий продолжал наш бой, отрекаясь от правды моей. Скрывал он свои деяния за маской кривой и порочной, натачивая на меня клык свой. И правду свою я мог показать! Вытащить из кармана своего и развернуть почерневшие тряпки! Но для Савелия это стало отличным шансом упрекнуть меня в пороке: - «Смотрите, люди! Смотрите, как ваш Святой Брат держит в своих руках Артефакт Церквей! Вор! Лжец!»
И взмахнул я сферой этой, опрыскав лёгкими каплями Савелия и братьев рядом стоящих. Увидел своими глазами действие яда этого. Как разъедает вода «священная» доспехи Савелия, которые и вовсе не из серебра были сделаны. Простой металл… показал свой истинный окрас.
- «Сферой этою Епископ клеймил тех, чьи сердца не подчинялись ему! Святая вода, которая находится в сфере этой – Яд порочный! Не только душу разъест яд этот, но и ткань! Металл и Дерево! Нельзя испить воды этой! Ни грешнику, ни Святому нельзя!»
Истина моя била сильнее с каждым мгновением. Всё больше и больше членов Ордена начало вставать на мою сторону, сражаясь с течением лжи! Савелий с ужасом начал наблюдать, как крестьяне начинали обращать на меня свой взор. Как Братья его начинали сдавать позиции или уходить на мою сторону, поднимая зажжённые инструменты к небесам тёмным!
– «И если же ты, Савелий, отрицаешь и эту правду, то тогда тебя признают грешником! Грешный Рыцарь Ордена в фальшивой броне – вот кто ты в глазах наших!»
«Это не так трудно – подлить воды Даемонической в Артефакт Церквей! Глупая уловка, Иорфей! Глупца ты можешь провести, но я – не глуп! Братья и Сёстры мои, крестьяне вокруг нас - они не глупы! Услышал я достаточно лжи, вышедшей из твоей пасти, Сын Даемона, и даже капля истины не вылетела из пасти этой!» - Савелий вновь пытался найти момент для атаки. Кончалось терпение его. Хотел он уничтожить правду в сердце моём, но я не давал ему возможности поднять на меня руку. Бросил я сферу с ядом кошмарным в грязь, провоцируя его на нападение. Он знал, что проливая кровь мою, пачкает он душу свою кровью этой. Не стал я тянуть время. Не стал упускать возможность!
«Только глупец не может верить в правду, Савелий! В правду, которую скрывал ты за своей спиной! Смеялся ты над моим желанием помочь людям! Смеялся в лицо правосудию! И я знаю почему!» - Выхватил я из своего кармана листок со словами этими. Развернул его аккуратно, подняв в воздух. И перевёл я свои взгляды на крестьян ужаснувшихся, ибо среди листа этого был чёрный крест. Порочный крест, что крестьяне носили на шеях своих. Знали они, что крест этот делает:
– «Епископом подписана эта бумага! Пакт он заключил с мошенниками, отмечая крестами грубыми невинные души! И души эти сжигают Братья и Сёстры мои! Убивают по вине Епископа, не в состоянии вершить истинное правосудие! Отводит он глаза наши от настоящей трагедии! Превращает нас в грешников, которых мы и сжигаем!»
Толпа была на моей стороне. Крестьянский род не мог отрицать эту правду, ибо слухи о порочных крестах успели задеть каждое ухо! Один из крестьян, чей голос показался мне знакомым, прокричал в мою защиту: - «Мою невинную жену сожгли из-за этого креста!», и многие крестьяне, услышавшие его, начали возмущаться и проклинать Братьев и Сестёр моих за убийства невинных!
«Люди! Послушайте меня! Простите и поймите меня, ибо я – один из Святых! Судья-Инквизитор! Сёстры и Братья мои, как и я сам, были ведомы рукою Епископа! Его рукою мы были ведомы, а не сердцем порочным!» - Менял я течение этой злости и гнева, направляя в сторону истинного зла. Заставлял крестьян, как и членов Ордена, услышать меня и правду мою. И после слов моих, после признания и прощения моего, крестьяне начали разгораться недовольством. Готовы они были начать бунт, если вдруг я начну своё продвижение.