Боялся я рук Сестры своей. И не потому, что они истерзаны пламенными языками, но потому, что они заставят меня повиноваться. Когда её ладонь коснулась моей руки – я вздрогнул. Нежностью пальцев своих Сестра заставляла меня поддаться ей. Заставляла меня… успокоиться. Убрать руки прочь и дать ей взглянуть на то, что я скрываю за этой холодной пластиной. И я повиновался. Склонил голову и опустил свои руки, давая ей возможность снять с меня маску, что висела на самом кончике моего головного убора. Её эмоции были мне… неясны. Она не была удивлена моим видом, не была шокирована…. Она даже не ужаснулась того, что скрывал я за маской этой.
С тёплой улыбкой она поднимала моё лицо, коснувшись кончиками пальцев подбородка моего. Заставляя меня взглянуть ей в глаза кристально-голубые. А я, покрываясь стыдом, старался не отводить от неё глаз своих. Терпеть её ласковые руки, что гуляли по коже моей, касаясь каждой ворсинки на лице моём. Она даже позволила себе коснуться… «порчи», растущей на лбу моём. Сестра Элиза не боялась проклятий и порочных предсказаний. Все, что она делала – водила рукой по моему лицу, тепло улыбаясь мне. Ласково нашёптывала слова свои, успокаивая меня ими:
- «Не понимаю я их. Ни Братьев, ни Сестёр своих не понимаю. Вот же он – братец мой. Вот же они – очи ясные. И единого следа порока не вижу. И крохотного грешка не замечаю. Лишь сердца тепло… и свет души доброй».
Слова Сестры моей Элизы… Моё сердце тлело от слов её добрых. В глазах её безбрежных была сокрыта печаль. Я видел её грусть, вне сомнений. Эта грусть была мне знакома. Нас обоих называли «грешниками», и нас обоих желают стереть с лица земли грешной. Лишь рядом со мной она может найти место… и друга. Только такого человека я могу принять теперь в свой круг. Именно её я могу назвать Сестрой своей.
«Тебе нужно идти, Сестра. Скоро пробьёт час очередного поста. Не хочу я, чтобы тебя увидели рядом с грешником». - я желал лишь добра для Сестры своей Элизы. Не хотел я, чтобы её вновь наказывали за подобную глупость и безрассудство. К моим словам она прислушалась, но не повиновалась. Наоборот, она подобрала картофелину с колен своих и подсела ко мне поближе, словно ничего и не говорил ей.
«Хуже мне уже не сделается, братец. Меня… все ещё ждут хлысты и оковы. И даже если кто-то узнает о том, что я сделала для тебя – ничего не изменится. Меня сделали мученицей, братец. Я могу лишь принять своё наказание и терпеть… во имя Отца-Создателя», - даже в словах её я чувствовал ту боль и муки, которые она несёт в себе. Все её тело, оклеймованное огнями и пламенем, теперь высекают кнутами и плетью. Выжимают из неё грешную кровь. Каплю за каплей. Подобным наказаниям же не оказалось места в её голове. Она все ещё была рада моему виду и не прикладывала свою душу к ранам этим. Для неё они были… несуществующими.
С радостью в глазах она наблюдала за моей трапезой, ведь блаженной была еда её. Мне даже стыдно стало за подобную жадность с моей стороны, ведь себе она не оставила даже крошки. И пока я протягивал ей очищенный картофельный клубень, тёплый и мягкий на ощупь, Сестра Элиза спросила меня:
- «Скажи-ка мне, братец… Что ты видишь за стенами серыми? Как живут люди за ними?»
«Ужасные вещи я вижу, Сестра. Мрак и тьму беспросветную», - произнёс я тоном спокойным. – «Земли за стенами этими утопают в грязи и крови невинной. Люди боятся нашего лика. Прячутся и убегают от нас, даже если мы пытаемся спасти их от бед».
Сестра Элиза едва могла поверить сказу моему. Пока в моем рту горел картофеля кусок – глаза её наполнялись ужасом. Кто бы мог подумать, что жизнь за стенами окажется такой… мрачной. И я не закончил свой сказ на этом, нет. Прожевав и проглотив тёплый кусок, я продолжил историю свою:
- «Я видел то, чем занимаются Судьи. Бьют невинных и непорочных за их беды, отрубают руки и головы им. Никто не тратит своего времени на поиски истины. В первые свои дни… Брат наш Савелий лишил мать-крестьянку ребёнка грудного, а её саму – посадил на костёр. И все из-за одного… креста на шее.»
Заинтригована и напугана была Сестра Элиза рассказом моим. Её интересовал «крест» который мне пришлось упомянуть в самом конце сказа моего. К счастью или нет, но я хранил один такой в кармане своём, и я не постеснялся показать Сестре вид креста этого.
«Неумелая рука создала этот крест. Это не скрыть. Наспех сделанный, грубый и холодный. Железа кусок, с формою креста», - с каждым словом Сестры Элизы я мог согласиться. Все, что замечал её глаз и руки её – подметил и я. Но ей на ум пришли и другие, более свежие мысли, к которым я внимательно прислушивался: – «Тот, что делает подобные кресты – мошенник. Он, должно быть, зарабатывает на вере простых людей. Продаёт им подобные кресты за монеты серебряные».
«Человек этот является корнем всех зол, сестра. Кресты, созданные его руками, убивают людей невинных. Отмечают безгрешные души для Судьи-Инквизитора», - со словами этими я забрал крест порочный обратно, поднимаясь и стряхивая с себя сено и стружку древесную. Ясно мне было, к чему вели слова Сестры Элизы. Я знал, что ждёт меня на пути праведном. Что поможет мне спасти людей и, возможно, себя самого от костров святых.
Маска вновь закрыла моё лицо, и голос мой гордый заставил задрожать маску эту на самом кончике моего головного убора:
– «Я должен найти этого мошенника и богохульника. Найти и преклонить его голову перед справедливым судом!»
На дело это я и наставил свой ум, дожидаясь часа поста. Дожидаясь появления Сестёр и Братьев моих. Судей-Инквизиторов. Как только топот их сапог заставит дрожать земли грешные – Я буду вновь готов примкнуть к ним.
Следующий пост мой прошёл практически незаметно. Мне, Брату Савелию и Брату Аместолию, что водили меня по улицам и переулкам тёмным, не удалось найти достаточно преступников и еретиков для костра. Трупы этих грешных людей пришлось закапывать в землю. Нести их в отдельные места, расположенных возле стен. Брат Савелий приказал мне вскапывать ямы для этих трупов, и я повиновался ему. С лопатой в руках, не зная усталости, я создавал глубокие ямы и кучи грязи, смешанные с сырой землёй. Создавать эти ямы для меня – тяжкий труд, но закапывать трупы в них было намного легче. Этим моментом я пользовался, чтобы набраться сил и перевести дух свой.
«Брат мой Савелий», - спросил я его – «Позволишь ли ты мне осмотреть районы ближайшие? Можешь назвать мою просьбу… дополнительными часами поста, если тебе так будет удобно». - Брат Савелий не был слишком рад моим словам. Он не хотел слышать мой голос, и настрой его лишь ухудшился с моими вопросами.
«Не называй меня своим Братом, Иорфей!» - прорычал он в мою сторону, подобно разъярённому зверю. И слов подобных он не побоялся выпустить. Наоборот, его гнев разгорался сильнее, если я стоял рядом с ним. Как же мне плохо… слышать слова подобные. Я не привык видеть друга своего и Брата любимого таким… злым. Полным ярости и ненависти. Особенно… ко мне. Не успел я закопать труп в яме глубокой – спросил меня Брат: - «И с чего это вдруг тебя понесло в эту грязь? В простоту твоего желания мне будет сложно поверить, если только ты не скрываешь за этим некий замысел».
Не могу скрывать я тайн от Брата своего. Я никогда не лгал и не скрывал своих мыслей от людей. И даже сейчас, когда меня презирают - я не солгу. Со спокойной душою я рассказал ему о замысле моём:
- «Я хочу срубить корень всех зол. Найти мошенника и богохульника. Мастера, создающего и продающего кресты железные бедным и невинным».
Странным был мой замысел для Брата моего. Он смотрел на меня в недоумении, стараясь понять мой истинный план, но мысли мои были чисты, как и моя душа. То, чем я поделился им – мой истинный замысел. И потом… он засмеялся. Выпустил из своего рта громкий смех, показывая на меня пальцем. Что смешного он нашёл в моей идее?