Чтобы пережить этот вечер, хорошо бы превратиться в бесчувственную куклу. Выпивка - не выход. Она отказалась от второго бокала и заметила, что и Фелипе не стал подливать себе вина.
Мария выполняла все их желания, и каждое ее появление немного разряжало тяжелую обстановку за столом. Но стоило ей исчезнуть, как разговор снова становился колючим и жестким.
- Итак, ты решила остаться. Не так уж это, в конце концов, оказалось и трудно, - облил он ее ледяным взглядом, когда Мария убрала со стола тарелки.
- Ничего я не решила. Ты объявил приговор, и я отбываю свой срок. У меня нет другого выхода, кроме как остаться - до окончания работы, разумеется. Да, раз уж речь зашла о работе, что, интересно, твой босс подумает об этой твоей игре в наказание? - Она надеялась легкой угрозой как-то смягчить напряжение.
- Ты все время называешь это игрой, Джемма. Ты сильно ошибаешься. Я намерен серьезно наказать тебя. Что же касается Агустина, то не надейся найти у него поддержку. Чувства женщин его нимало не трогают, и даже тебе не удастся растопить его сердце. Кроме того, к его приезду все уже будет закончено.
- Ничего себе скорость, - сухо бросила в ответ Джемма. - Каких-то два-три дня. Рассчитываешь так быстро поставить меня на колени?
- Торопить события я не собираюсь, - произнес Фелипе.
Джемма потянулась к бутылке с вином. Похоже, выпить, в конце концов, необходимо. Ладонь Фелипе накрыла ее руку.
- Ни в коем случае, радость моя. Ты нужна мне трезвой. Я хочу, чтобы ты прочувствовала каждый поцелуй, каждую ласку - все, до последнего содрогания. В мерцании свечей его глаза сверкнули свирепым огнем, как будто он превратился в какого-то лесного хищного зверя.
- Фелипе, - обратилась к нему Джемма, - я уже говорила тебе: ты зря потратишь время. Тебе не удастся достичь желаемого результата. Соблазнять ты умеешь, так что вполне возможно, что ты добьешься успеха и затащишь в постель мое тело - но и только. Ты сможешь сколько твоей душе угодно целовать, ласкать и брать меня, но никогда тебе не затронуть самую главную мою струну. Я заморожу свое сердце, свои чувства - и никогда не доставлю тебе радости ощутить, что ты причинил мне боль.
Если она думала, что ее слова его обеспокоят, то она ошиблась. В его ответе не было и нотки сострадания.
- Ты забыла, Джемма: я ведь любил тебя раньше. Я знаю наизусть каждую частичку твоего тела. Я знаю, что тебя зажигает, возбуждает, от чего ты извиваешься и стонешь. Дорогая, ты можешь заморозить свои чувства, но однажды унылой темной ночью ты проснешься, тоскуя по любви, а рядом никого не будет. Не будет Фелипе, и ни один мужчина не сможет дать тебе то, что давал я. Тебе все это известно, не так ли?
Джемма опустила ресницы, ибо не хотела, чтобы он прочел в ее глазах признание его правоты. Фелипе был совершенным любовником, и, когда он бросил ее, Джемма понята, что ни один мужчина никогда не сможет занять его место Она даже и пробовать не собиралась. Все это, возможно, и правда, но Фелипе кое о чем забыл - А ты, Фелипе, - Джемма встретилась с ним взглядом, - ты забыл о той страсти, которую я так легко в тебе вызывала? Ты же сам признавался, что ни одна женщина не способна разжечь тебя так, как это удавалось мне. Впрочем, не знаю, может, все мужчины так говорят. Знаю лишь, что я как-то смогла прожить без твоей любви эти полгода, в то время как тебе, по всему видно, пришлось нелегко.
Он скептически усмехнулся, - Это лишь доказывает, что мое чувство к тебе было глубже, чем твое - ко мне. Жаль, ибо моя задача осложняется. Мне-то казалось, что у тебя еще остались какие-то чувства по отношению ко мне, но из твоих слов следует, что я заблуждался любовь была для тебя всего лишь забавой, так, дорогая? Неделю нас соединял лишь секс...
- Прекрати! - хриплым шепотом приказала Джемма. - Ты же знаешь, что это не правда. Как можно сводить наш роман до такого грязного уровня?..
- Ах, роман! Ты меня любила, да? - От злой иронии голос его звучал глухо. - Как, однако, странно вы, англичане, показываете свою любовь! Вы не доверяете любимым. Что ж, за это ты и заплатишь.
Они замолчали, поскольку Мария принесла кофе и коньяк. Разливая кофе, она неуверенно посматривала то на одного, то на другого. Уловила напряжение? Наверняка, атмосфера за их столиком накалилась до предела.
Интересно, о чем он думает, размышляла Джемма, - может, его посетили те же мысли, что и ее? Может, он вспоминает, кем они были друг для друга в Лондоне, и спрашивает себя, почему все обернулось так плохо? Недоверие ли этому причиной, непонимание - или же их любовь просто не могла состояться? Если бы она тогда позвонила ему, проглотила гордость и обиду и позволила бы ему объясниться! Но разве вернул бы этот звонок все назад? Каким образом? Ведь Фелипе уехал с Бьянкой - Джемма убедила себя в этом, хоть и не была уверена до конца. А что, если.
- Ты действительно уехал в Нью-Йорк с Бьянкой?
- Казалось, в ожидании ответа замерло даже ее сердце. Хотя, впрочем, какая разница, даже если и нет? Он же все равно признался, что Бьянка была частью его жизни задолго до Джеммы.
- Мы провели невероятно интересную неделю вместе, точно. Почти такую же увлекательную, как и наша неделя с тобой, - ответил он, особо выделив слово "увлекательную".
С какой легкостью ему удается мучить ее!.. Для этого даже не нужно угрожать ей постелью. Одной мысли о том, что он был с Бьянкой, оказалось достаточно, чтобы Джемма почувствовала себя самым несчастным существом на свете.
- И, несмотря на это, ты готов унижать меня? Так кто здесь пострадавшая сторона. Фелипе? Выходит, что я. А ты, похоже, твердо намерен не признавать этого факта.
- А ты ждешь, что признаю? - Он растянул губы в надменной улыбке. - Как же плохо ты знаешь латиноамериканских мужчин!
- Просто смешно, что твоя национальность становится вдруг оправданием твоего отвратительного поведения. - Джемма осушила рюмку с коньяком. - И твоей неразборчивости в отношениях с женщинами, - добавила она, ставя пустую рюмку на стол.
- А в чем твое оправдание? Я считал, что англичане абсолютно бесстрастны.
- Вовсе нет, всего лишь разборчивы. А в качестве оправдания своего собственного шального поведения могу лишь сказать, что оценивала тебя по внешности, а не по штампу в паспорте.
Он усмехнулся язвительно.
- А! Если бы мы тогда знали глубину наших различий!
- Если бы... - вставила с сарказмом Джемма, - если бы только ты предположил во мне холодную бесстрастность, а я в тебе - распущенность...
- Как много бы мы тогда потеряли!
Ей хотелось улыбнуться, но она сдержалась.
- Но избежали бы и того, что происходит сейчас, - печально произнесла она и тут же пожалела об этих словах. Они прозвучали признанием того, что она сожалеет о случившемся.
Он не замедлил воспользоваться ее промахом и бросился на нее, как гончая на хромого зайца.
- Так, значит, моя месть тебя в конце концов задела?
- Не настолько, как ты рассчитывал. Да, конечно, мне было бы куда лучше без твоих колкостей, но я как-нибудь с ними справлюсь.
- И стерпишь мою любовь, закусив, по обычаю, губу, не так ли?
- Ну, если дело зайдет так далеко, то да, я буду лежать на спине и думать об Англии. Он рассмеялся и покачал головой.
- Как мило ты увиливаешь от правды.
- Да что ты, и в чем же состоит эта правда?
- А в том, что, когда я буду заниматься с тобой любовью, ты меньше всего будешь думать о своей родине.
- Ошибаешься: патриотизм значит для меня гораздо больше, чем твое тисканье, - выпалила она и тут же почувствовала, что это прозвучало излишне пафосно.
- Что ж, посмотрим.
- Да уж, посмотрим! - парировала Джемма. - А теперь я хочу в постель. Она поднялась и швырнула салфетку на стол.
- Тебя никогда не приходилось подталкивать.