— Павел Ильич! — голос Кирилла звучал жестко и почти официально, но с ноткой трепета. Это «вводилась в обозначившийся прорыв танковая армия». — Павел Ильич! Возможно, дело идет не только о каких-то технических новинках, но — о безопасности нашей Родины. О ее БУДУЩЕМ!
— Поясни. — Недоумевающий шеф сам шел в расставленную ловушку.
— Поясняю. В последнем романе субъект прямо говорит о будущей войне между Востоком и Западом, понимаете?.. Атомной войне!
Молчание повисло над столом. Стало отчетливо слышно, как тикают громоздкие каминные часы, отсчитывая время до наступления неминуемого будущего. Что мог знать о войне этот мальчик, раскладывающий сейчас свои нелепые бумажки! Спасская Полисть, Волосово… для майора это были только географические названия, вряд ли особо выделенные в курсе военной истории. Он ведь не жил месяцами в землянке, где под ногами хлюпала болотная жижа, не видел обезумевшую мать, несущую убитого ребенка рядом с обессилевшими бойцами 2-й Ударной, не шел с партизанским обозом к измученному голодом Ленинграду, не плыл, обняв бревно, в ледяной воде Нарвы. Печальная присказка: «Кириши — Кириши, до чего ж вы хороши», для него не память о бесконечных атаках, а пустой звук.
Очень-очень давно Павел Ильич дал себе слово: пока будет жив, не допустит, чтобы страна вновь оказалась хоть в чем-то не готовой к любой новой беде.
Генерал мрачно глянул в очередную выписку: «…Гриб воды и пара от ядерного взрыва стоял над океаном…», а когда дошел до слов: «…они были в одинаковых фуражках с золотыми символами…», бросил невольный взгляд в сторону вешалки, с рогов которой свисала его собственная — с золотыми…
Майор, не теряя времени, тут же подсунул новый отрывок. Теперь шеф поджал губы и удивленно попросил пояснений: — Монастырь, красная курица, красный тигр, синяя лошадь, зверинец какой-то! Что за… — Это по буддийскому календарю, — отреагировал Кирилл, — а вот расшифровочка, наш формат календаря, григорианский стиль, — генерал продолжал молчать, вчитываясь в цифры.
— Не знаю, как Вам, Пал Ильич, но мне судьбы детей и внуков… — мерзко хрустнула раздавленная генеральскими пальцами авторучка и Кирилл испуганно осекся.
А перед глазами бывшего лейтенанта был его первый, начатый до подхода артиллерии бой, окровавленный лед Волхова…
— Ну, ладно, Кирюша, — спустя минуту генерал опять стал привычным шефом, — меня ты почти убедил. Но как быть с остальными, какова аргументация, каков повод к обыску? Что выбрал?
Ясенев задумался. Как не странно, это был самый шаткий пунктик его плана.
— Может, соотнесем с маршрутами его экспедиций, — неуверенно начал он, — скажем, китайский шпион…
— Монгольский! — вскипел генерал — Тувинский!!! Вы хоть думайте, что говорите, не заставляйте усомниться в Ваших умственных способностях! И вообще, хватит со шпионажем, это не детские игры! К тому же, если твоя догадка окажется верна, мне будет вдвойне стыдно перед его памятью.
Кирилл растерянно молчал, он не ждал такой бурной реакции. Шеф усмехнулся — Ладно, не тушуйся, парень. Это я на себя возьму, — он размял папиросу и, уже выпуская ядовитые клубы дыма, вдруг спросил, — кстати, а что именно искать думаешь?
— Ну, в таком деле любая деталь важна. И рукописи, образцы минералов, и даже чернильный прибор со стола. Привлечем технических специалистов. Будем искать необычное, все, что хоть немного пахнет тайной.
«Смотри, как глаза заблестели! Прям, как у мальчишки, что Майн Рида читает», — подумал генерал, а вслух сказал:
— Любишь тайны?
— Люблю! — выдохнул Ясенев. — Я ведь за ними, в первую очередь, в органы и пошел.
Давно опустело управление. Умчался майор. Генерал медленно шел по коридору, глядя вниз, будто его действительно интересовала ковровая дорожка. Сегодня этот кабинетный боец поманил его тайной. Впервые за много лет Павел Ильич вновь почувствовал вкус этого странного слова. Будто опять перед ним лежала потертая карта с маршрутом дрейфа «Челюскина», и он, еще школьник, мечтал увидеть величественный простор Арктики, открыть новые земли, что-то найти, покорить, поднять на полюсе флаг…Если бы не Война!
Если бы!
Если бы…
2
Дар спускался с холма мелкими шажками. Тапочки постоянно скользили, и щебень сыпался вниз с шорохом крадущейся змеи. Было светло. В небе, на душе, в щебете весенних птиц, в дыхании легкого Нота, прилетевшего с моря… Было очень светло!