На первом этаже наверняка пахнет свежестью и холодом.
— Что бы не случилось завтра, помни, что я всегда буду тебя любить. В любой вселенной, — слёзно выдыхает девушка, крепче обнимая младшую Гриффин. — Потому что ты моя семья.
— Я тоже тебя люблю, мам. И это тоже навсегда.
×××
— Ауч, Рейвен, это слегка больно! — возмущённо шипит Крарк, отклоняя голову в сторону, когда горячий прибор слишком туго затягивает локон её волос. — Ты уверена, что это работает так? Или я уйду отсюда лысой?
— Гриффин, ты шутишь? — бодро отзывается Рейес, закручивая следующую прядь её волос в незамысловатую причёску. — Ты пережила чёртов Первоогонь, это сущие цветочки по сравнению с ним.
— Я всё ещё против этой игры.
— Ты будешь танцевать с Мерфи, а не с Блейком, уймись.
— Дело не в этом, — еле слышно говорит блондинка, изучая себя в зеркале. От неё так же не укрывается таинственная улыбка Мэди, которая перебирает шкатулку с украшениями в дальнем углу спальни, заполненной солнечным теплом, и отблесками капель, стекающих по окну. Гайя размеренно вдыхает воздух, медитируя, а Октавия и Эмори роются в гардеробной. — Танцевать с Мерфи должна была ты. Мне не нравится, что Кэдоган устраивает званый ужин накануне того, как запустить ракеты.
— Он психопат, похлеще Лайтборн и Макрири, вместе взятых, — фыркает брюнетка, заколов блестящей побрякушкой ещё часть светлых волос. — Вы проберетесь туда под видом каких-нибудь богатых детишек, потанцуете, пока мы с Блейками займёмся информацией. Ты не хакер, так что прекрати мотать головой. С проплешиной я могу тебя оставить чисто случайно. В конце концов, расслабишься перед тем, как умереть. Нам ведь не привыкать.
Кларк мрачно угукает.
— Кажется, мы нашли что-то стоящее! — кричит Блейк из-за груды вечерних платьев и других вещей из шкафа.
— Покрутись, — командует Рейес зависшей перед зеркалом Гриффин.
Темно-синее платье в пол, с отделкой в виде блестящих пайеток на груди и лямках, струится по ней, мягко заворачивается, когда она выполняет просьбу подруги, и приковывает взгляд.
— Я гениальна, — довольно хмыкает Рейвен, одетая в длинную чёрную юбку в пол и красную рубашку. Её фирменный высокий хвост завершает образ. — Идём уже.
Мэди обнимает Гриффин и делает комплимент, отпускать друг друга входит в ужасающую привычку, но так надо. Ступеньки под босыми ногами скрипят и посылают табуны мурашек, Кларк не в первой это делать, но на этот раз всё получается хуже, чем в прошлый.
Беллами в белой рубашке лихорадочно пытается застегнуть запонки на рукавах, а потом отвлекается на восхищенные вздохи друзей и поднимает на неё взгляд.
Они оба замирают, нервно сглатывая.
— Ну, что, принцесса, — язвительно подстегивает её Мерфи, предоставляя локоть, и вырывает из иллюзорной дымки, обволакивающей мозг. Беллами дёргает плечами, когда Октавия, в маленьком красном платье, подходит к нему, чтобы помочь с последним штрихом. Она о чем-то шутит, потому что он улыбается ей, — время не ждёт.
Кларк смеётся, когда Рейес, такая красивая, эпатажная и опасная, слегка бьёт ладонями по подбородкам парней, Джордана и Миллера:
— Мальчики закройте рты. Мне неудобно перед вашими избранными.
Хоуп хохочет.
×××
— Как мы будем связываться друг с другом? — спрашивает Левитт, оглядываясь по сторонам.
У дома Кэдогана, на другом конце города, стоит столько дорогих автомобилей, что ему, честно говоря, всё в новинку.
— Наконец-то, правильные вопросы. У нас троих — меня, Кларк и Октавии, будет переносная гарнитура. Волосами прикроете и должно быть не заметно, мне это не надо, если что, спрячу в рукав. Поэтому идём так мальчик-девочка. Мерфи и Кларк, отвлекаете внимание в зале. Беллами и Октавия, страхуете их в зале, если вдруг что-то пойдёт не так. Мы с Левиттом залезаем в кабинет, находим нужные доказательства вины Кэдогана и даём деру отсюда.
— На всякий случай, если это абстрактное что-то рядом с ним, то что это может быть? — спрашивает Беллами.
— Телефон или диктофон, что-то подобное. Все свои недомолвки на время операции держите при себе, ясно? И сыграйте на славу свои роли, возможно, это последнее, что у нас есть. Время.
— У нас даже нет пригласительных, как мы туда пройдём? — хмурится Октавия.
— Об этом мероприятии знает ограниченный круг лиц, — поясняет Рейес. — Сделай вид, будто ты всегда была частью высшего света. Веселись, придумывай на ходу легенду и не привлекай к себе особого внимания.
×××
— Что во фразе «Не привлекайте к себе особого внимания» им не ясно, — бурчит Рейвен, мысленно моля, чтобы у Октавии получилось в случае чего отвадить охранников от этого крыла. Они были буквально за дверью, и один неосторожный жест или шаг мог испортить всё, — какого чёрта ты оставил их вместе? Мерфи!
— Будьте тише, Рейвен, — шепчет Левитт, взламывая дверь в кабинет Кэдогана.
— Да, Рей, будь тише, — усмехнулся Джон.
×××
мы встретимся.
нас вновь сведёт печаль,
умело маскируясь под инстинкт;
ты стала кем-то вроде палача,
что шепчет между пытками
«прости».
Его тёплая рука ложится на её талию, стянутую лишь тканью коктейльного платья, но Кларк, вопреки крикам рассудка, подозрительно похожего на голос Рейес («вы двое никогда не были теми, кто не привлекал лишнего внимания»), думает о том, что, сколько бы они с Блейком не были знакомы, его рука никогда не задерживалась здесь так долго. Иррациональное тепло зарождается глубоко внутри, а Беллами, как и в прошлом, тот, кто его осторожно взращивает, сам того не зная.
Они так близко.
Мерфи не оставил ей выбора: останься она без партнёра на этом заранее запланированном танце у Кэдогана, что находился на лестнице, могли возникнуть вопросы, касаемо её личности. Она бы с радостью обрушила на него потолок, с этой слишком блестящей и громоздкой люстрой, будь у неё хотя бы малейшая возможность. Однако поворот их с Беллами тел, на миг сбитое дыхание и его скользящий шёпот по раковине её уха сбивает поток мстительных, наполненных ядом, мыслей.
— Ты слишком напряжена. Расслабься, Гриффин. И подними свой чёртов взгляд на меня.
Кларк пару раз моргает, тем самым стараясь стереть красное марево по ту сторону век, и, дозированно выдохнув, кивает, признавая, что он прав. Но встретиться с ним глазами — это всё равно, что пережить локальный катаклизм.
— Ты никогда не называл меня так, — поразившись собственной откровенности, шепчет Кларк, поднимает голову, ненароком скользя вмиг напрягшимися пальцами по кромке ворота его белой рубашки. Беллами, если и удивлён, то не показывает этого, фальшиво улыбаясь, чтобы сохранить иллюзию их принадлежности к этому обществу. — По фамилии.
— Справедливости ради, — хрипит он, скользнув по её лицу пренебрежительным взглядом, — Апостол Блейк возвращает тебе твою монету.
Это маленькая словесная игла сдувает всю напускную браваду.
— Что ж, мы квиты.
— Только, если я сделаю что-то непоправимое с тобой, — сквозь крепко сцепленные зубы. — Но я не смогу. Почему-то никогда не мог.
— Мы оба делали то, что должны были.
— Как бы я хотел поспорить, но не стану.
— Это глупое веселье перед финалом, — выплевывает Кларк, чтобы заполнить неловкую тишину и вой какой-то части себя, что тянется к нему так безнадежно и сильно. — Нелепо.
— Джаспер так не считал, — смотря куда-то на гостей и кружась с ней, говорит Беллами. — Может, он был прав. Стоило ли всё это выживание хоть чего-то? Мы так гнались за тем, чтобы всех спасти, что не заметили, что упустили саму жизнь.
— Может, это тот самый шанс, что мы её получим?
Блейк не отвечает.
— Ты когда-нибудь думала об этом?