Ночь выдалась холодной. Утром будет лежать иней.
Темно. Жутко. Опасно и привлекательно.
Может поэтому не попыталась вырваться из кольца рук мужчины, чтобы уйти, а покорно стояла рядом, прильнув щекой к его груди. Мне вдруг стало очень спокойно. Всегда казалось, что я и мир двигались с разной амплитудой колебания: то он быстрее, то я. А сейчас мы вдруг синхронизировались, и ощущение полного совпадения готова была принять за счастье.
Я посмотрела на Илью. В его глазах плескался покой, умиротворение и ещё какое-то чувство, которое я никогда не могла определить. Но оно мне нравилось, потому продолжала им напитываться, словно разряженный аккумулятор.
Илья наклонился, легко коснулся моих губ своими. Поцелуй получился очень нежным. Я улыбнулась. На ум пришли фильмы о любви.
В таких сценах, как сейчас разыгрывалась между нами с Ильёй, по сюжету обычно звучала музыка. Но в нашем случае кричала кукушка. От этого романтика тёмного леса становилась зловещей, бросающей вызов обычному течению бытия, вкусной и животворящей.
Вот ведь слово подобрала: «вкусной»! Но, в каком-то смысле – да. Мне хотелось поглощать обстановку, растворять её в себе.
Илья ещё раз меня поцеловал, но на этот раз в лоб, словно демонстрируя собственную ранимость. Усмехнулась, ведь понимала, что начинались показательные пляски Илюшиного чистосердечия, призванные найти отклик в моей душе. Но не находили – открытости не замечала у Лоскутова. Увы. Всё что сейчас происходило между нами с Ильёй – чепуха, психологическое программирование.
Образ, где он, она и вокруг страшный мир, навязан нам фильмами, любовными романами. Ими мы увлекались в прыщавый период своего взросления. Да, мелодия звучала у нас в головах, как в романтической картине, но называлась она: «Шум гормонов». А кинематографисты старались, делали свою работу честно, и герои втискивались в необыкновенной красоты пейзажи, на фоне коих обязательно целовались – трепетно и страстно. Без слов нам транслировалась со страниц или экрана некая идея, заключающаяся в упрощённом виде: они всегда готовы вместе сражаться против изменчивого света.
Нападение – защита. Оборона – капитуляция.
Кругом трансляция и навязывание идей, сублимация и позёрство.
Кругом. И я часть этого мира, ведь особое состояние и обстановка действовали и на меня.
Мы с Ильёй сейчас шагнули на тропу шаблонов. Я, Илья и мой страх перед грядущим. Только в нашем сюжете с врагами сражаться буду только я.
Вдруг лицо мужчины, его взгляд изменились. Иллюзия оборвалась жестким, страстным поцелуем, обрушившимся на мои губы. Руки любовника прошлись по спине, но не задержались на ней, а легли на ягодицы.
Илья требовал ласк, вынуждал меня ответить ему взаимностью. В душе я хохотала: момент душевного целомудрия был разрушен. И правильно! Пусть катится к лешему. Так всё привычнее, спокойнее, проще для нас обоих.
Отстранилась от Ильи, но мой взор наткнулся, на стоящую рядом Люси.
Я прохрипела:
– Комарова, не хорошо подсматривать. Иди, и сделай вид, что ничего не разглядела.
Илья ошарашено взирал на меня, но из кольца рук не выпускал.
Тряхнула головой и всмотрелась в лицо подруги. Она стояла, держась за горло рукой. Бледная, с распущенными волосами, в одной кофточке и брючках.
– Милка, что случилось? – встревожилась я. – Почему ты раздета?
Я миллион лет не называла её Милкой – подруге не нравилось. Но наедине, в моменты откровений и женских посиделок «на двоих», я продолжала в шутку называть её Милой. Это был наш секрет.
Много же у меня секретов!
– Здесь никого нет, – произнёс Илья ровно в тот момент, когда я оттолкнула его, осознав, что передо мной призрак.
Ничего не говоря, рванула по тропинке к дому. Сердце клокотало внутри, ноги стали деревянными, а ладони – кололо тысячью игл.
– Стой! Я помогу! – орал сзади Илья.
Я бежала. Дыхание перехватывало, а перед глазами появились чёрные пятна. Тёмный лес расплывался, а светлое пятно усадьбы – смазывалось. В горле возник спазм, и я не смогла втолкнуть в себя воздух и начала проваливаться в обморок.