Разговоры, что короче. Объятья холоднее. Взгляды равнодушнее. Ты считаешь их, дни горького счастья, дни в никуда, отмечаешь их зарубками на своем сердце, они потом кровоточат и болят. Ты давно не была в школе. Молчаливое, часто одинокое существование в пыльной неубранной квартире: окурки и пустые бутылки чужих компаний, еда с соседнего магазина, слезы матери в трубке телефона. Ты потеряла собственное «Я», вылепила другую себя в угоду ему, а теперь… Чувствуешь близкий конец.
Куда он уходит? Почему тебя оставляет? Этот день последний? Этот? Где взять силы и прервать их болезненный счет? Столько вопросов. Делаешь вид, что ничего не замечаешь, всё в порядке, ничего не происходит. И ждешь. Если ты не в силах закончить вашу историю, то он, он в силах?..
Лежа рядом с ним вечером, перебираешь его тёмные мягкие волосы, дышишь его запахом. Дым сигарет, чуть-чуть почему-то бензином, чуть-чуть женскими духами. Текучий, загадочный, такой близкий и далекий. Протяни руку, вот он, улыбается своей шальной улыбкой, цепляет взглядами. Но в руке ничего. Конец так близок и так ясен, так жжёт тебе сердце и дерёт горло, и ты вдруг решаешься, даешь ему шанс закончить здесь и сейчас:
— Чонгуки, ничего не хочешь сказать?
И не дыша, замираете оба. Твёрдые скулы еще твёрже. Яркие губы бледнеют и истончаются. Взгляд вглубь себя, он явно не в общем с тобой измерении.
— О чем ты? Мне нечего сказать… — Чонгук выныривает из мыслей, ухмыляется дико. Только вот глаза. Такие же больные.
Силы, силы… где их занять? Кто их одолжит? Где их почерпнуть? Последний рывок, чтобы распасться остатками силы и закончиться.
Ты загораешься так, будто готова сгореть напоследок. Ваша общая страсть отдает болезнью, душит тебя, и ты ее не скрываешь, принимаешь в себя, на себе, сверху. Никогда ещё не было так сильно, нежно, на грани.
Сладко, жарко, больно, плохо. Падаешь ему на грудь, прячешь слезы, которые точно последние. Прячешься в объятьях, которые скоро разомкнутся.
— Чонгуки… Я так тебя люблю… — и опять не слышишь ответа.
Очередное одинокое утро. Но этот день последний. Сгребаешь мусор в пакеты. Убираешь чужую квартиру до блеска. Чтобы никаких следов. Чтобы как будто никогда. Собираешь в сумку вещи. Их так мало. Много ли их надо было, чтобы сгорать вместе. На пороге стоят твои ботинки. Огромные, неподъемные, как он любит. Как кульминация твоих больных отношений. Как апофеоз твоей неправильной любви. Слезы сдержать невозможно, но можно попытаться. Ты хватаешь обувь, бежишь к окну и швыряешь их с высоты.
Сползаешь по стенке, воя в голос. Нет, это не слезы, ты же обещала. Это крик обиды и боли, прощание с иллюзиями. Правильно мама говорила. От таких надо держаться подальше.
— Чонгуки… Я теперь буду далеко…
Нащупываешь телефон в сумке, нетвердой рукой набираешь забыто-родной номер:
— Мама, ты дома? Я иду домой, мама…
***
Выглаженная плиссированная юбка, светлая блузка, тоненькие каблучки туфелек, аккуратно убранные волосы. Ты смотришься в зеркало перед выходом в школу, поправляешь упрямые складки ткани. Неуверенная улыбка в зеркале красит нежностью твои черты лица. Ты и мама, вы вместе справились. У тебя все хорошо.
Почти.
В школе, как не странно, проблем не возникло, ты быстро догнала учебу, вспомнив, кто ты есть в действительности. Умница, мамина дочка, отличница. Просто пошла на поводу чувств. Просто влюбилась не в того. Просто случился Чонгук.
На самом деле, когда оступаешься, есть много рук, готовых тебе помочь, главное, не оттолкнуть их, сгорая в пламени гнева и мнимой обиды. Обижаться и гневаться стоит только на себя. Даже Чонгук не при чем. Он тебе ничего не обещал. Просто слишком много надежды, возложенной не на того человека.
И тебе помогли, да. Мама, учителя, подруги. Подруги тормошили и вытаскивали гулять, таскались к тебе домой, приносили тетради с пропущенными уроками. Учителя пошли навстречу и разрешили догонять учебу, задерживались ради тебя, объясняя новые темы. Мама просто была рядом. Не корила. Не ругала. Просто любила и поддерживала. Разговаривала. Рассказывала свою историю.
И однажды нарыв лопнул. Слезами, криками, болью, на разрыв. Испорченная любовь, давшаяся тебе так тяжко, неправильно, мерзко — осталась в тебе прощением, отголосками счастья, эхом радости. Ведь ты любила, так сильно и трепетно, так жадно и чутко. Любовь, какая бы она не была — ценна и значима. Любивший человек — живой, целостный, познавший самое яркое чувство. Счастливые воспоминания надо беречь. Ведь ты же была счастлива?
Ты и сейчас любишь. Это чувство крепко держит твое сердце, туманит голову картинами прожитого. Плохие воспоминания, подернутые зыбкой алкоголя, бессонных ночей, чужих компаний и рук, стираются навсегда. Только родная тяжелая рука на твоей талии, тесно и надежно прижимающая к мощному телу. Сонная улыбка, приоткрывающая по-детски кроличьи зубки, привлекающая взгляд к родинке под нижней губой. Так и хотелось обозначить ее поцелуем. И ты всегда обозначала.
Любви много. И боли много… Твоя любовь — нечто особенное и только для тебя. Просто есть люди, которых надо отпустить. Люди, которые не знают, что делать с чужой любовью. Этот подарок слишком ценен для них, и они его обесценивают. Это тебе рассказала мама, воспитавшая тебя одна. Пережившая похожее, и старавшаяся отгородить тебя от повторения истории. Ох, Мама… самая надежная учеба — на своих ошибках. И мама не спорит. Гладит тебя по голове и смотрит задумчиво.
— Не переживай, мам. Со мной все в порядке.
Почти.
***
Занятия закончились позже положенного, еще и дождь зарядил с неба потоком. Настоящая майская гроза разыгралась в Пусане, обрушивая ведра теплой воды на дороги и тротуары. Ты стоишь на крыльце школы, растерянно разглядываешь новые туфли. Неужели придется испортить? Ты их одела второй раз, и это обидно.
Компания девчонок помладше в ажиотаже шушукается рядом, и ты бездумно прислушиваешься к их трепотне.
— Омо, какой парень… Вот это да…
— Посмотрите, как он намок, белая рубашка ничего не скрывает, вот это мышцы…
— С букетом стоит, бедняга. К кому он пришел?
Что там за принц Пусанский, свел с ума всех в округе одной мокрой рубашкой? Ты переводишь взгляд вперед. И ноги больше тебя не держат.
В двух шагах от крыльца под дождем стоит Чонгук. Алая россыпь роз на фоне белого полотна рубашки, влажная черная шапка волос. Струи воды сводят пряди в сосульки, спускаются струйками по лицу и ниже по шее. Чонгук не сводит с тебя темных, горьких как кофе, глаз.
К черту туфли. Воспоминания должны остаться в прошлом.
Бегом спускаешься со ступенек. Не обращая внимание на лужи, торопливо частишь ногами в противоположную сторону. Ты еще не готова. Слишком болит…
— Подожди! Не убегай! Пожалуйста… — в спину бьются комки слов, и их жалкие интонации выворачивают душу наизнанку, заставляют ускоряться ещё и ещё. Слезы мешаются с дождем, кажется, небо плачет вместе с тобой. Где твое обещание не плакать?
Камушек попадается под каблук, и ты выставив руки, летишь, с закрытыми глазами ожидая встречи с асфальтом. И не дожидаешься. Сильные руки подхватывают тебя за талию, жмут крепко к себе, холодные губы пускают россыпь мурашек, когда прижимаются к шее. Букет сиротливо валяется рядом.