4.
- Любишь? Я слышу ее голос. Все еще иногда слышу. Во снах. - Любишь меня, Эдвард? - Да, - отвечаю я, - конечно люблю. Настоящая любовь никогда не умирает. А потом я просыпаюсь с чувством непроходящей гадливости. Я не знаю, как все это объяснить. Действительно не знаю, потому что в реальности я терпеть не могу Кристен Стюарт. Но во сне, в повторяющейся раз за разом сцене из «Сумерек» - я абсолютно искренен. Мое сердце щемит от переполняющих меня чувств к этой прекрасной девушке, которая смотрит не меня такими удивительными широко распахнутыми глазами. Крис отлично удавалась эта роль... поначалу. Я даже поверил, на какое-то время, что она действительно... действительно увлеклась мною? Наверное именно этим и объяснялась бешенная популярность первой части Саги. Но потом... блять! Я не хочу тратить даже минуту своего времени, что бы думать об этом! Все как-то разом изменилось. Извратилось и опошлилось, и если меня кто-то спросит: «почему?», я отвечу: «а хрен его знает, приятель!» Наверное, потому что жизнь - это не сказка, а Кристен - не Изабелла Свон. На этот раз я видел, как она подходит ко мне в белом, полупрозрачном платье, вместо своих дурацких джинс и бесформенного свитера, а на лице у нее смешанное выражение смущения и вожделения. Она идет ко мне через темную комнату с каменным полом, и я вдыхаю сухой запах октябрьских роз. Ее объятия раскрыты мне навстречу, и я раскрываю свои, что бы обнять ее. Я ощущаю смутное беспокойство, оттого, что мы находимся в каком-то странном, незнакомом месте, и страстное желание - потому что люблю ее. Когда в моем сне мы подходим друг к другу мое волнение перерастает в страх, но я не могу отстраниться от нее, исступленно оглаживая руками хрупкую девичью спину и прижимая ее к себе все сильнее. Она улыбается одними глубокими, враз потемневшими глазами. Ее лицо приближается ко мне, и сладкие, манящие губы слегка приоткрываются для поцелуя. И вот в этот момент она начинает меняться... Ее тело ссыхается и становится дряблым, волосы делаются грубыми и тусклыми, превращаясь из каштановых в отвратительно-пепельные. Пряди змеятся по молочной белизне щек. Глаза уменьшаются в размерах и проваливаются глубоко в глазницы, белки мутнеют, а рот... рот превращается ущелье, и я уверен, что за ним скрываются желтые, прогнившие зубы! Я пытаюсь проснуться. Я пытаюсь закричать. Но не могу. На этот раз я попался. Ее глаза маячат прямо перед моим лицом. - Любишь? - Шепчет ведьма, - Любишь? - Запах розы исходит от ее дыхания. Запах мертвых цветов в склепе. - Да, - говорю я ей, - настоящая любовь никогда не умрет... И вот тут, наконец-то, с криком просыпаюсь - Сука! - Ору я. - Ебнутая тварь! - Сердце просто готово выскочить из грудной клетки... Да уж... тяжело мне дается похмелье. Возраст, что и говорить, еще пять лет назад я мог запросто переломаться «всухую», а сейчас... кошмары неизбежны, как и последующая за ними в скором времени бессонница... да, я уже предвкушаю ее... чувствую каждым своим нервом... Пожалуй, именно эти вещи и толкали меня к очередной пьянке. Взглянув на часы, я понял, что задремал всего на несколько минут, пытаясь скоротать томительное ожидание. Чего я ожидал? Сам не знаю, острота ночных переживаний поблекла, и как-то стерлась уже во второй половине дня. Но осталось какое-то зудящее чувство... Последний луч солнца ласково и лениво облизал Голливудские холмы и погас, отразившись на прощанье золотыми искрами от двух массивных статуй украшающих вход в особняк. Этих фальшивых «Оскаров» мне вручил тайный, и по слухам, весьма высокопоставленный человек, покровитель и почитатель молодого таланта. С подачи Люка, дабы не обидеть щедрого «благодетеля», мне пришлось разместить у себя во дворе эту ужасную безвкусицу, что бы, проходя мимо, морщиться каждый раз от досады. Признаюсь, я и сам не понимал - что меня задевает больше? Страдающий эстетический вкус или задетое самолюбие? Ведь шансы хотя бы номинироваться на получение заветной кинопремии в ближайшем будущем гасли и тускнели так же быстро, как и закатный солнечный луч, на позолоченных гипсовых фигурах рыцарей, сжимающих у груди обоюдоострые кинжалы... Для этого надо, прежде всего, вылезти из «Сумерек» и постараться дожить до седых волос. И то и другое было проблематично. Сумерки, блять... вечные сумерки, - я вздохнул, глядя в окно. Я стоял, засунув руки в карманы, медленно перекатываясь с пятки на носок. Такие плавные покачивания действовали на меня умиротворяющее. За окном темнело, и на стекле, мало-помалу проявлялось мое отражение. Мое окно становилось порталом в зазеркалье. Раньше я этого не замечал... много не замечал... Забавно. Зазвучало фортепиано. Внизу в гостиной, судя по всему. Всего пара тихих нежных аккордов, но я узнал свою «колыбельную»... Вот и дождался... В полумраке комнаты ничего не изменилось. Вампир не выдал своего присутствия ни малейшим движением, ни звуком - просто рядом с моим возникло еще одно отражение. - Я пришел, - тихо выдохнул он. - Знаю. - Я все еще пялился в окно, гадая - не следует ли превратить этот чертов калейдоскоп в осколки? Черт, возьми! Он пугал меня! Он заставлял меня сомневаться в собственной адекватности! - Ты раздражен? - Не лезь в мои мозги, окей! - Рявкнул я, все так же не оборачиваясь. - Сделай мне такое одолжение. Эдвард промолчал, давая возможность мне самому осознать нелепость своей просьбы. - Зачем ты пришел? Что тебе нужно? - Ты не об этом хотел спросить, Роберт. - Блять! Злость просто захлестнула меня, но вспомнив о невероятной силе вампира, я сдержался. - Ну, хорошо. Черт с тобой! Раз ты и так видишь, что я хочу знать, давай... выкладывай! Ты был... у нее? - Я с трудом озвучил вопрос, потому что с таким же трудом мог признать, что весь этот долгий день я не мог отделаться от мысли, что Кристен грозит опасность. И... в общем, я поступил хреново, не попытавшись связаться с ней. - Нет. - Ответил Каллен, и к своему удивлению я испытал настоящее облегчение. - Хорошо. Тогда я готов выслушать тебя. - Я повернулся и на ощупь отправился к кровати. В глубине комнаты тьма сгустилась так, что я почти ничего не различал - Мы остановились на том, что это ты подкинул идею Саги Стефани. - Я помню, - усмехнулся он, - не хочешь включить свет? - Нет, пожалуй. - Про себя я подумал, что в темноте абсурдность происходящего не так зашкаливает и мне будет проще общаться с ним, не глядя в его лицо, как две капли воды похожее на мое собственное. Эдвард, словно потешаясь, вслух согласился с моими доводами. - Ну и зачем тебе это понадобилось? - Я уже говорил, что история, лежащая в основе рассказов госпожи Майер правдива. А началась она... Так я узнал, что Изабелла Свон - существует. И если верить Эдварду - Крис очень похожа на эту девушку, в самом расцвете ее лет. Она действительно была дочерью шерифа, активисткой зарождающегося движения «За равные права» и ходячим магнитом для неприятностей. Сейчас Белле восемьдесят семь и она доживает последние дни в хосписе. Я лежал в темноте и внимал его больному пронзительному голосу. Мне не требовалось говорить вслух. Эдвард без усилий читал мои мысли: «в чем дело, парень? Ты же говорил, что все - правда? Какого хрена ты не обратил ее? Почему...» Вопросы даже не успевали сформироваться в моей голове, по-моему он улавливал их суть на уровне эмоций. Мною владело полное... недоумение. - Ты не понимаешь... - горечь его слов была почти осязаема. - Все не так просто, как кажется... Вольтури... они действительно уничтожили бы всех, без исключения... Никогда не позволили бы... И я действительно хотел оградить ее от опасностей, которых и так хватало. А после того инцидента с падением... - Падением? - В моих мыслях тут же возник образ черного раббита, кото