Отчаяние
Архидьякон буквально затащил цыганку в собор. Девушка сопротивлялась и пыталась вырваться, но все напрасно. Нахмурившийся священник тащил волоком за собой Эсмеральду в сторону одной из винтовых лестниц.
– Отпусти меня! – возмущалась юная дева, хмуря брови и с ненавистью глядя на Клода. – Что я сделала тебе? Пусти, мне больно!
Отец Фролло был непоколебим и настойчиво тащил за собой цыганку по винтовой лестнице. Он был мрачнее грозовой тучи, бледнее смерти, сдвинутые к переносице брови делали его старше, а помутневшие глаза и вовсе выглядели словно не из этого мира.
Наконец, дойдя до двери одной из комнат, Эсмеральда выдернула руку из цепкой хватки святого отца, насупившись и посмотрев на Клода с презрением и ненавистью:
– За что вы меня ненавидите?
Фролло не стал что-либо отвечать и просто открыл дверь перед девушкой. Та лишь, задрав свой маленький носик, гордо вошла в келью. Не успела Эсмеральда дойти до середины комнаты, как дверь за ней захлопнулась. Недовольная произошедшим, девушка подошла к окну, из которого видно было западную часть города и часть собора.
Юная дева долго стояла у окна и смотрела вдаль, словно запертая в клетке птица, жаждущая свободы. Она смотрела на летящих над водой птиц, на красный закат, на готовящийся ко сну город. Окинув взглядом почти пустую комнату, Эсмеральда увидела лишь кровать у правой стены, над которой висело распятие, стол со стулом с левой стороны и табурет у окна. Девушка почувствовала себя безумно одинокой и брошенной в этой маленькой пустой келье, не приносившей никакой радости. На глаза юной красавицы навернулись слезы, и она упала на табурет перед оконцем, положив руки на маленький подоконник и уперевшись в сложенные руки головой, заплакала.
Эсмеральдой овладело какое-то странное чувство, которое давило на нее изнутри и заполняло ее сердце. Она поняла, как любит жизнь, как дороги ей Джали, Клопен, Пьер, как она была счастлива, танцуя перед толпой, как она начала ненавидеть предателя Феба. До нее вдруг дошел тот пустой взгляд капитана, полный безразличия к жизни Эсмеральды. Девушка тихо всхлипывала, порой вытирая горячие слезы с покрасневших от горя щек.
В дверь постучали. Эсмеральда резко подняла голову и, быстро утерев ладошкой слезы, побежала открывать дверь. Шмыгнув носом и глубоко вдохнув, чтобы успокоиться, цыганка дернула ручку двери на себя и вскрикнула, отшатнувшись назад.
Эсмеральда села на табурет и словно приросла к нему. Глаза ее выражали сильное удивление и ужас. Она медленно, разглядывая каждую мелочь, начиная от кривых коротких ног и заканчивая рыжими растрепанными волосами, осмотрела своего незваного гостя и тут же отвернулась к окну. Звонарь прошел к столу и положил на него ужин, стопку вещей и свисток.
Закончив с этим, он выдавил из себя, насколько это было возможно, улыбку полную нежности и любви. Цыганка без интереса слушала всю эту возню, после чего решила повернуться. Вид Квазимодо настолько вызвал у нее отвращение, что она предпочла рассматривать стол. Тогда глухой жилец собора повернулся к Эсмеральде той стороной своего лица, которая больше походила на человеческую и произнес:
– Я принес тебе свой ужин, одеяло с шерстяным платком, чтобы ты не замерзла ночью. Тут не так красиво, как у тебя, наверно, но все же жить можно, – причмокивал Квазимодо, пытаясь говорить разборчиво.
– Но почему ты не ешь сам? – сдвинув брови к переносице и взглянув на звонаря, поинтересовалась цыганка.
– Я глухой. Колокола оглушили. Их я слышу. Можешь свистеть в этот свисток, если что-то будет нужно. Я не буду приходить к тебе, пока ты сама того не захочешь. Я урод, – в заключение пробормотал глухой и поплелся к выходу, прихрамывая. Дверь захлопнулась, и Эсмеральда снова осталась одна.
В ее голове крутилось множество мыслей: как сбежать отсюда, как и где Джали, жив ли Клопен, Гренгуар, зачем отец Клод заточил ее в келье, что от нее хочет этот безумный священник, зачем приходил Квазимодо и почему капитан Феб разлюбил ее...