– Конечно! – Инна упорхнула без долгих прощаний, осторожно протаскивая в узкую щель дверного проема А-380 из фольги.
Инна возвращалась в Пулково из Волгограда. Рейс был разворотным и от того утомительным. Набрали высоту, приступили к обслуживанию. Едва начали разносить напитки, как загорелось табло «Пристегните ремни». Командир по громкой связи объявил о турбулентности. По инструкции проводникам положено занять свои служебные места и пристегнуться. Прерванное обслуживание означает дополнительную работу и сокращение времени на отдых. Но ничего не поделать, инструкции надо выполнять. Потряхивало несильно, Инна знала, что это может быть только началом. Ей уже довелось приложиться лбом о стенку, когда по неопытности она подскочила, чтобы вернуть на место направлявшегося в туалет пассажира. Пассажир удержался на ногах, а у нее на лбу образовалась внушительная гематома, которую потом в течение двух недель приходилось тщательно замазывать гримом. Один раз при прохождении санчасти из-за этой гематомы ее чуть не отстранили от рейса и не отправили на внеочередную ВЛЭК. Так что после того случая Ясновская больше не проявляла неоправданного энтузиазма и работала строго по технологии.
Инна сидела на своей станции в хвосте и смотрела в салон. Самолет мотнуло. Раздались вздохи и одиночные возгласы – в салоне нарастало напряжение. Сама Инна не боялась – на работе ей было не до этого. Пассажир, занимавший кресло двадцать три «С», здоровенный детина, то и дело громко причитал: «А я говорил, не надо было лететь! Ты еще не хотела садиться в хвосте! Здесь самые безопасные места. А все равно не поможет. Сейчас как жахнет!»
Ясновская была готова его самого жахнуть – одного паникера достаточно, чтобы взбаламутить весь салон. Инна посочувствовала его спутнице, миниатюрной шатенке, которой доставался основной поток брюзжания.
Тут пассажирка, сидевшая неподалеку от паникера, обернулась и строго сказала:
– Мужчина! Как вам не стыдно! Вы летите из одного героического города в другой, не менее героический, и кликушничаете!
Парень вмиг замолчал и больше не издавал ни звука. Инна была несказанно благодарна пассажирке с места двадцать один «D», образумившей паникера.
В наступившей тишине Инне удалось немного отвлечься. Она вспомнила их с Димой встречу и улыбнулась. С тех пор прошла неделя. Они договорились встретиться завтра, когда у обоих совпадут выходные. Огарев ей нравился, но она предпочитала не загадывать: пусть все идет как идет, время покажет. Дима признался, что не любит переписываться в мессенджерах, Инна с ним согласилась – ей и самой не хотелось увязать в переписке. Хотелось видеть глаза, мимику, жесты, чувствовать запах, слышать голос. Всего этого не передать через бездушные знаки на экране, как не ощутить касаний рук и нежности губ.
В Петербурге догорало бабье лето. Днем воздух прогревался до жарких плюс двадцати пяти, словно возвращая долг пасмурному августу; вечер отрезвлял прозрачной прохладой, редкие опавшие листья напоминали о наступившей осени.
Как и планировали, они с Дмитрием отправились в музей Фаберже. Полюбовались красотой и изяществом экспонатов, выставленных в роскошных залах дворца Нарышкиных. Вышли на набережную Фонтанки с ее темно-зеленой, как будто бы болотной водой и узорчатым чугунным ограждением. Инна стояла, обдуваемая ласковым ветерком, и щурилась от лучей лимонного осеннего солнца. Ей хотелось надышаться ускользающим теплом сентября.
– Давай погуляем в каком-нибудь парке, – предложила Инна.
Дмитрий отвез ее на Елагин остров. Там, в Центральном парке культуры и отдыха, они бродили по дорожкам, на которые то тут, то там, выскакивали юркие белки. На площадке около дворца посмотрели на танцующие под звуки оркестра пары. Совершили променад к старинному дубу, посаженному Петром Великим. На лодочной станции арендовали лодку. Дмитрий, как и полагается галантному кавалеру, сел на весла. Ловко лавируя между другими прогулочными плавучими средствами, Огарев повел лодку по извилистому Южному пруду. Инна украдкой разглядывала его сильные руки. Она разулась, перебросила ноги за борт и так сидела, изредка касаясь ступнями стылой воды. Прошли под дугообразным мостиком, концептуально отражающимся в водной ряби. За мостом вышли в широкую часть пруда с видом на графскую беседку.
– Давай я погребу! – изъявила желание Ясновская. Дима не стал отговаривать. Он передал ей вахту гребца, а сам удобно устроился на пассажирском месте. У Инны сначала дело не задалось. Постепенно приноровясь, девушка стала вести лодку уверенно.