*
В замке щёлкнул ключ, дверь отворилась, и оба вошли в прихожую. Квартира пустовала уже несколько дней, выстыла, от этого было холодно – почти как на улице. Коля снял пальто и накинул его на Галины плечи. Он не видел, но знал, что сейчас она улыбается.
И медленно, тихо и бережно привлёк её к себе…
*
- Чаю хочешь?
- С удовольствием! И с ватрушками, желательно!
- Вам ещё и ватрушки, майор Круглов? Не слишком ли?..
- А вы мне обещали надлежащий уход, полковник Рогозина! Я больной, и моим капризам нужно потакать!
В кухне вспыхнул ровный тёплый свет, уютно зашкворчал чайник, звякнули тарелки… Внезапно по квартире резонансом прошёлся звон осколков. И – мгновенная тишина.
- Что случилось? Галя?
Она стояла около стола, невидящим взглядом смотря на белый тетрадный листок.
- Что это?
Круглов нагнулся над столешницей и прочёл в подрагивающем свете бра:
«Ты думала, что мы одни? Ты думала, вы оба так просто уйдёте? Ты, твой отец, твой майор? Нет, полковник Рогозина, ты ошибалась. Лис всё знает. Лис знает, что сейчас, когда ты читаешь это, твой майор где-то рядом. Ну так знай и ты: тут побывали мои ребята. И невзначай разили по полу один интересный, быстро испаряющийся состав. Вы же ничего не заметили, правда? Ни вкуса. Ни цвета. Ни запаха. Достаточно вдыхать его в течение минуты – и токсины попадут в кровь. Минута уже прошла, не думаешь? Посмотри на подоконник. Видишь ампулу? Это противоядие. Одна доза. Жить вам осталось десять часов, за это время другой антидот не найти и не изготовить. Так что всё-таки придётся выбирать! Уж кому-кому, а тебе, полковник, нужно бы знать, что такое выбор. Считай это моим прощальным приветом. Лис.»
Ты или я
Мы вместе
- Ты уверен, Коля?
- А ты сомневаешься в моём выборе?
Галя улыбалась, дёргая шпингалет на оконной раме. Улыбалась, обернувшись к Круглову, стоявшему в глубине кухни. Улыбалась…
Но взгляд был тяжёлый, горький. Всё-таки не так-то легко уходить, даже вместе.
Наконец окно распахнулась, в кухню ворвался свежий, морозный поток первых снежинок. Запахло зимой, чёрным мокрым асфальтом…
- Да? – она в последний раз оглянулась на Колю, осторожно беря из его рук крохотную ампулу. И прочитала в его глазах ответ. Да.
А через мгновенье стекляшка с антидотом уже летела вниз, смешиваясь с пушистым снегом... Откуда-то издалека, словно из другого, живого мира до них донёсся тихий стеклянный звон.
- Вот и всё. Коля, пойдём спать. Я так устала…
- Пойдём, Галь. Пойдём.
*
Широкая кровать, мягкий, тёплый, небрежно наброшенный плед. Ласковый свет оранжевого торшера. Чернильные сумерки за окном.
Рогозина, облокотившись на подушку, дочитывала Конан Дойля. Любимая с детства книга, да и профессии соответствует… Круглов сидел рядом и просто смотрел на неё. Смотрел и не мог насмотреться, понимая, что уже никогда не успеет. Не сможет больше никогда вот так открыто заглянуть в эти густо-серые глаза, вдохнуть горьковатый, слабый, такой знакомый запах духов, почувствовать её дыхание совсем рядом… Это было невероятное, дикое ощущение – знать, что завтра их больше не будет. Не будет, и всё. Останется снег, останутся осень и Москва, останется ФЭС. Всё так же будут совершаться и раскрываться преступления. Всё также будут жить люди. А их осень остановится под пожелтевшие от времени страницы Конан Дойля.
Но страшно не было. Было как-то тихо на душе, почти спокойно.
В конце концов за ту ночь, проведённую с Галей, за её слова, за то, что она просто была рядом, смерть – совсем невысокая цена. Жаль только, что и ей придётся заплатить. А она спокойная, как всегда, ни следа тревоги. Только видно, что очень устала…
Рогозина перевернула последний лист. Косой свет лампы упал на завершающие строки:
«…человека, которого я всегда буду считать самым благородным и самым мудрым из всех известных мне людей.»
Самым благородным и самым мудрым. Самым любимым.
Галя захлопнула обложку и положила книгу на тумбочку рядом с кроватью. Слабо улыбнулась, посмотрев на часы.
- Ну вот, Коля. У нас есть ещё целых полночи. Я раньше никогда не задумывалась, как это много.
- Полночи, – медленно повторил Круглов. – Полночи… Пара-тройка вскрытых трупов. Один выезд. Несколько докладов, совещание…
Рогозина усмехнулась, взбивая подушку.
- А ещё – сотня страниц какой-нибудь хорошей книги. Или ночная прогулка. Представляешь, лес, ветви шумят, темно, и редкие, дальние звёзды…
- Или море, – подхватил Круглов. – В черноте, и где-то далеко солнце становится почти синим от воды.
- Ты был на ночном море?
- Да. Как-то по-особенному – немного страшно, и хорошо, и пусто внутри…
- А я не была никогда, – Рогозина вздохнула, закрыла глаза. – Хотя теперь это неважно. Не успеем мы уже ни в лес, ни на море, ни на совещание… У нас осталось только одно. И знаешь… я ведь счастлива. Потому что у нас ещё целых полночи. Только спать хочется… Ну что ты там делаешь? Господи, Коля, мы завтра умрём, а ты собрался спать на ковре. Ложись…
Щелкнул выключатель, погас оранжевый свет. Они лежали на разных краях кровати, думая каждый о своём. Галя ощупью нашла в темноте ладонь Круглова. Он взял её холодные, безжизненные пальцы и поднёс к губам.
- Как же я люблю тебя, Галя…
Рогозина не ответила, Круглов подумал, что она уже уснула. В последний раз. В этом было что-то жутко-комичное: уснуть в последний раз… Он обнял её и, уткнувшись в рассыпавшиеся по подушке волосы, вдыхал их горьковатый, травяной запах…
Но она не уснула. Просто тихое, домашнее эхо немного запоздало, повторяя её слова:
- Как жаль, что ты сказал это только сейчас... Но какое счастье, что ты успел это сказать, – она замолчала, обернулась к нему, мягко улыбнулась темноте. – И я успею. Я люблю тебя.
====== Часть 14 ======
Часы показывали половину шестого. За окнами плавала сырая, осенняя серость, было холодно и как-то пусто – на душе и во всём мире. Не спалось.
Рогозина встала с кровати и пошла на кухню. Не зажигая света, достала стеклянную чашку, расписанную камелиями, вынула из шкафа сахарницу. Подумала и поставила сахар обратно.
Не хочу сладкого.
С удивлением вспомнила, что чай кончился – нужно открывать новую упаковку. Отстранённо усмехнулась – чуть-чуть не хватило, всего одного пакетика. В темноте нашарила на верхней полке пачку «Earl Grey».
Нужно сорвать тонкую плёнку, но пальцы не слушаются.
Взяла нож – первый, который попался – и полоснула по пачке чая. Плёнка бесшумно лопнула, но она не рассчитала силы, и лезвие прошлось по ладони. По пальцам тут же потекли смолянистые тёмные капли.
Аккуратно положила нож на стол, достала пакетик, убрала на место коробку с чаем и только потом открыла кран. Вода упала в раковину с тяжёлым звоном – упругая, тугая, чернильно-прозрачная струя. Подставила руки под кран. Хорошо…
Только через несколько секунд она увидела сквозь темноту, как от раковины валит пар. Чуть удивлённо посмотрела на свои руки, вынула из-под струи. Ничего. А спустя мгновенье пришла тупая, навязчивая боль в обожжённых кистях. Ещё одна отстранённая усмешка – кипятком обварилась. В первый раз в жизни. И в последний…
Вытерла руки – на полотенце остались тёмные дорожки крови, – заварила чай. Почти с остервенением размешивала густую заварку – так сильно, что прорвала пакетик. Его содержимое тут же заволокло чашку.