Наверху мы оказались удивительно быстро. Наверное, тоже со страху. Я потом, как ни старался, так и не смог вспомнить, как мы поднимались по тросу на двадцатиметровую высоту. После тренировок на заброшенном заводе руки на захвате-рычаге работали как заведённые…
Взобравшись и отдышавшись, мы увидели потрясающую картину. Ферма, плавно уходя ввысь, прорезала небо, словно раскалывая его пополам. У основания верхняя грань этой гигантской бетонной арки была шириной несколько метров и шла под пологим наклоном. Однако с каждой сотней метров подъём становился всё круче, а дорожка, ведущая нас в небо, – всё уже.
Друг мой, шагавший впереди, двигался всё медленнее. Когда ширина верхней грани фермы стала менее двух шагов, Феру остановился. Далеко впереди полоска бетона, на которой мы стояли, казалась узкой, словно нож, а вершина фермы была даже ещё не видна, терялась где-то в слепящем зените. Феру оглянулся, и по его глазам я понял всё.
Вокруг нас было безопорное пространство – мы поднялись метров на семьдесят, и совершать лишние движения было страшновато. Я осторожно приблизился к другу и положил ему руку на плечо.
– Давай я пойду первым.
Чтобы разминуться на узкой бетонной грани, нам пришлось обняться. Оказавшись у начала тропинки, круто уходящей прямо к голубому небу, я тоже сначала помедлил – мне и самому стало не по себе. Смотреть в спину товарища было куда легче. Но возможность увидеть Космодром манила меня, помогала пересилить страх. И я медленно пошёл вперёд и вверх.
Ещё метров через пятьдесят друг окликнул меня. Соблюдая осторожность, я обернулся.
– Я не пойду дальше, – сказал Феру, щурясь на солнце.
Я разглядывал круглое лицо друга. Его веснушки сияли в лучах солнца, которое на высоте ста с лишним метров над землёй палило нещадно. Феру хоть и выглядел увальнем, но был посильней меня физически. С карабинами да захватами для высотных работ он тоже управлялся явно половчей. Но сейчас у него на лбу выступил пот. И на широкой переносице курносого носа блестели крошечные бисеринки страха. Я молчал. А что я мог сказать?
– Ты не думай, я не струсил, – добавил мой друг. – Просто это, оказывается, не для меня.
Я ничего ему не ответил, только кивнул и, медленно повернувшись, пошёл дальше. Одному подниматься было куда трудней, но я твёрдо решил не отступать.
Тяжелее всего было на середине пути, где ферма шла вверх почти под тридцатиградусным углом. Было так страшно, что взмокла спина. Гудели ноги. Казалось, подъёму не будет конца. Сколько я так шёл? Не могу сказать. Время на наручном приборе я не заметил, а по внутренним часам прошла, наверное, целая вечность.
Только когда уклон пошёл на убыль, страх почти отпустил. Я остановился, как только мне показалось, что узкая полоска тверди под ногами стала почти горизонтальной. И лишь тогда позволил себе обернуться. Я сделал это медленно-медленно – страшно было даже подумать, на какой я высоте.
Подставив ветру мокрое от пота и напряжения лицо, я поднял руки, словно собираясь лететь. Я сделал это безотчётно. Сделал потому, что увидел Космодром. Наверное, я слишком много раз делал так во сне…
Вниз идти оказалось сложнее, чем вверх. Когда я поднимался, перед глазами была только серая полоска бетона. Теперь же впереди меня ждал чудовищной длины и крутизны спуск. Никакой опоры, ни малейшей зацепки – древние умели строить безупречно… Соскользнёт нога – и конец. Но деваться мне было некуда, и я шёл, шаг за шагом спускаясь всё ниже.
Своего друга я нашёл метров на тридцать выше, чем мы с ним расстались. Феру, обхватив колени, боком сидел у меня на пути, прямо на бетонной тропинке, идущей по верхушке фермы. Лицо его было удивительно бледным. А глаза – красными, на щеках – следы размазанных слёз.
– Тебя так долго не было. Я думал, ты не можешь спуститься, – заметив мой удивлённый взгляд, сказал Феру, глядя на меня снизу вверх.
И тут только я понял, что у него с глазами. Нет, он не плакал – просто пытался разглядеть меня на самой верхушке фермы против слепящего солнца.
Так мы и пошли вниз – он впереди, я за ним. Честно говоря, Феру мне очень помог в тот момент – я настолько устал, что временами ориентировался только по его спине. И лишь в самом низу, у того места, где мы поднялись на ферму, друг спросил меня:
– Ну, как там?
– Да ничего особенного, – ответил я, пряча глаза. – Кораблей почти не видно.
Нам ещё предстояло спускаться по тросу вниз. Феру страховал меня, как умел – и это было отнюдь не лишним. Дважды я чуть не сорвался – начал ошибаться, работая с рычагом-захватом. Я ободрал руки в кровь… Запомнился момент: я болтаюсь где-то на середине, пытаясь сообразить, чем это таким красным перемазана верёвка над головой… Далеко под ногами блестит Уарата. Сил больше нет, и только уговоры друга под насвистывание ветра и мерный шум реки внизу побуждают меня действовать дальше, не расслаблять руки… Я ещё подумал тогда, что обратный путь специально придуман для тех, кто задаётся. Даже если и не слишком сильно – всё равно…