Неоконченная беседа о любви
Есть вещи, беседу о которых никак не удаётся довести до конца. Наша тёмная внутренняя сущность в контексте традиционно неблагоприятных обстоятельств начинает бунтовать раньше – и портит всё дело…
Кстати, вот уже сколько сотен лет не удаётся…
Сенатор Ао, Улл, «Размышления вне кабинета», «Бюллетень Независимого Комитета по наблюдению и арбитражу», вып. III, стр. 3
Я всегда удивлялся – откуда в столице, в Инаркт, на улицах столько народу. Я въехал в город около трёх часов пополудни. Вроде бы и не обеденное время, и не конец рабочего дня… К тому же дождь лил как из ведра. И низкие синеватые тучи вовсе не обещали скорого просветления. Но на тротуарах было полно людей, одетых в яркие разноцветные пластиковые плащи. Мода здесь, кажется, такая… У нас, в Кодде, в это время дня и в такую погоду мода – не мода, а на улицах почти никого не было бы.
Мой родной Кодд стеснён горами и бухтой. По крайней мере, его центральная часть. В Инаркт же строили широко – невысокие красивые дома не теснились к тротуарам, как у нас в Нижнем Кодде, и мне это всегда нравилось. Запомнилось, как я удивлялся этому поначалу, когда в юности приехал сюда учиться.
Пока я ехал по широкому, обсаженному высокими деревьями проспекту Торжества Кондуктории, я успел в который раз мысленно поиронизировать по поводу этого названия, которому было уже полтора десятка лет. Поначалу дела у молодого Председателя Басуты шли очень даже неплохо, и колония переживала нечто вроде экономического бума. Следом за громкими делами пошли громкие слова, а потом почему-то только слова и остались… Как раз тогда и назвали Проспектом Торжества Кондуктории центральную столичную улицу, которая берёт своё начало прямо от стрелки Шоссе и тянется почти через весь город, образуя по пути несколько просторных площадей. Как будто переименование центральной улицы что-то могло исправить…
Здание Кондуктории, заодно исполняющее роль резиденции Басуты, располагалось несколько правее основной магистрали. Я хорошо помнил поворот и уверенно направил туда свой лимузин. Правительственную площадь отделяла от центрального проспекта всего пара кварталов. Тут-то и строились обычно баррикады в случае всяческих кризисов…
Ёрзая от волнения на водительском сидении, я плавно и чинно подвёл лимузин к воротам для официальных визитов, что выходили в переулок на противоположном от площади краю правительственного комплекса. Предъявив охраннику свою обновлённую профессиональную карточку, я сделал скучающее лицо – и тому сразу стало ясно, что я везу с Космодрома официальные документы. Проехав во двор, со всех сторон закрытый от посторонних глаз высоченным забором, я поставил машину под широкую крышу, которая была очень разумно предусмотрена над парковкой для особо важных персон. Решив, что я как раз такая персона и есть, я деловито хлопнул дверцей и не спеша прошёл к высоким дверям.
Внутренняя архитектура здания Кондуктории явно питалась теми же идеями, что вдохновляли создателей Главной Резиденции. Но масштабы были помельче – тем, кто только что с Космодрома, всё это казалось немного смешным. Причём тут было заведено так: при входе сразу попадаешь в длинный мрачноватый коридор с высоким тёмным сводчатым потолком. Идёшь, идёшь по этому коридору – и никого. Хотя я знал, что тут кругом камеры наблюдения и скрытые двери с охраной. Но тебе старательно демонстрировали, что ты один. Ходишь и думаешь: «Чего я пришёл?» Но все эти фокусы мне были хорошо известны, и я сразу направился к неприметной лестнице на второй этаж, прятавшейся в нише стены.
Там, в нише, меня поджидал пресс-секретарь Кондуктории. Видимо, его вызвал охранник. Секретарь спустился, но навстречу ко мне не вышел. Неужели за те несколько раз, что я здесь бывал, он меня так и не запомнил? Странно, адвослужба на нашей планете не так уж многочисленна, а каждый приход агента с посланием от Космодрома – это стресс… Неужто правительственный пресс-секретарь просто прятался, втайне лелея надежду, что нервотрёпка с обязательным приёмом посланника сама собой рассосётся? Это до какой же степени нужно одуреть в этом сумрачном покое…
Пресс-секретаря звали Стап, он был в сером костюме, отменно подогнанном по его сухощавой фигуре, имел безукоризненно благородный профиль и безукоризненную же причёску процветающего мужчины среднего возраста. Его столь же безукоризненный блокнот для записей в дорогой обложке был пуст, что господин пресс-секретарь пытался от меня скрыть – по его мнению, гораздо лучше было, чтоб я думал, что сегодня день Председателя загружен до предела.