Я потерял счёт времени. Затекали вывернутые назад руки. Ступней ног я не чувствовал уже давно. Внутри всё болело. А на лице никаких следов – били профессионалы. Бесполезный теперь пистолет, небрежно втиснутый чужой рукой в кобуру, давил на рёбра.
Когда за окном не проносятся фонари (а после Первого моста фонари в моём мире были большой редкостью), совершенно невозможно определить – движется лимузин или нет. Машина мчалась, а мне казалось – стоит на месте. Обычная иллюзия… Зато я вдруг почувствовал, как во мне самом всё сдвинулось и поехало. Вещи и понятия словно сместились с привычных, устоявшихся годами мест. Это напоминало медленную и очень неприятную лавину – лавину чувств. Хорошо это было или плохо, я никак не мог повлиять на происходящее со мною. Что я мог сделать, связанный и вынужденный всего лишь переживать всё это, не в силах даже звука ни единого издать? «Это ведь агента Ачета по прозвищу Космонавт везут убивать», – я почему-то думал о себе в третьем лице. И всем наплевать, каким был этот парень, о чём он думал и что чувствовал… И никого, кстати, не обидел… А всего-то попытался вступиться за свой мир, сделать то, что каждый, по идее, обязан был сделать… А его по голове сзади… И вязать… И мордой потом по грязи волочь…
Не то чтобы злость во мне родилась. Скорее тоска. Какая-то незнакомая пока ещё тоска по тому миру в прошлом, отделённому от настоящего всего-то несколькими часами. По тому прошлому, где ещё не было в моей в душе осознанной готовности убивать… И не случайно убивать, в схватке, в гневе или спасая свою жизнь. А убивать за других, из чувства долга, как на войне. Холодно и расчётливо… В бою и исподтишка… Не дожидаясь выпада противника, самому начинать атаку, спланировав всё как по книжке…
Когда я отправился передавать Послание (я уже мысленно именовал его именно так, с большой буквы), я знал, на что шёл. Я понимал свой риск. Случалось, били меня и раньше, и не раз. Но я не был таким. И даже тогда, много лет назад, когда на лесной просеке я насмерть бился с агентом инопланетной резидентуры, я таким не был. Убитый мною враг исполосовал меня тогда ножом, и мне было очень больно… Но я поймал его на приём и зарезал его же оружием… Как же я переживал тогда! Но сейчас было куда хуже, хотя не так уж сильно меня избили… Да, всё было хуже! Гораздо хуже! Наверное, в тот момент, лёжа связанным на заднем сидении Крылатого, я впервые почувствовал, что такое война…
В засаду, которую устроил Сержант, мы влетели неожиданно. Машина вдруг стала тормозить – сначала не колёсами, а двигателем, натужно и резко, даже с каким-то внутренним стоном… А потом – во все тормозные диски, от души визжа покрышками. Потом как-то сами собой распахнулись дверцы – все четыре сразу! Дальнейшее я не успел разобрать, потому что слетел с заднего сидения на пол. Со связанными руками и ногами, да ещё в лимузине – это запросто… Весь мир закувыркался, я очень неудачно упал на спину, прямо на вывернутые руки. И тут же какие-то крики, возня вокруг…
Рывок – и чьи-то сильные руки выдернули меня из прохода между сидениями прямо на бетон Шоссе, в слепящий свет перекрещенных фар.
– Вот он! – воскликнул кто-то, и краем сознания я узнал голос Саста.
– Головной машине – голографический барьер! – а это уже был приказ Сержанта.
И тут же где-то далеко впереди завизжали тормоза, отчаянно и безнадёжно. А потом – хлопок, как будто лопнул надутый бумажный кулёк.
– Свет! – опять потребовал Сержант.
Луч фонаря резанул по глазам. Кто-то не слишком нежно выдернул кляп.
Я проморгался – надо мной стоял шеф.
– Жив? – вопрос Сержанта был жёстким, как пощёчина.
– Да вроде… – пробормотал склонившийся надо мной Саст.
– Я не тебя спрашиваю!
Я прохрипел что-то в ответ…
– Развязать!
Все торопились – и усилиями друзей я, связанный как гусеница, ещё не один раз ткнулся носом в дорожную грязь. Вот освободились руки… Вот, наконец, и ноги мои смогли отделиться одна от другой…
Я лежал ничком, прижавшись щекой к мокрому бетону. Сколько чувств сразу бушевало во мне! Боль в вывернутых суставах всё не проходила. Хотелось и плакать, и смеяться… Только теперь я почувствовал, как болит всё внутри…
– Встать, агент! – резкий голос Сержанта раздался над моей головой. – Работать надо, а он разлёгся!
До сих пор удивляюсь – как я тогда встал? Я ведь ног совсем не чувствовал… Но всё-таки я выпрямился, пошатываясь… В белом сиянии фар, наискось прорезавших ночь… Попытался непослушными пальцами размять затёкшие кисти рук, но шеф не дал мне опомниться…