Она, не подумайте, не модель. Татка слишком крупная для модели, крепкая, с идеально правильной фигурой, как девушка с веслом. На Татку оглядываются и говорят: «Вот это да!» или «Ого-го!». Имеют в виду, что у нее тяжелые каштановые кудри до середины спины, ноги немыслимой стройности и рост 175.
Что еще нужно знать? Татка живет на Мойке. Больше нечего рассказать. У нас с ней история любви без взлетов и падений.
И тут, представьте, как смешно: Мамочка появилась на пороге с отсутствующим видом. Придумывает сюжет? Она говорит, что все сложные сюжетные ходы приходят во сне: она сама себя настраивает, как инструмент, вечером засыпает и думает о сюжете, а утром просыпается – и раз, все готово! Нужно попробовать… Хотя какие у нее сложные ходы: кто кого полюбил, кто разлюбил?.. Иногда она говорит сама с собой разными голосами – придумывает диалог.
Мамочка говорит: «Каждая моя история растет внутри меня, она только моя, личная и уникальная». Не знаю, что там у нее уникального: любовь, свадьбы, разводы? Ее книги такие, будто к ней в гости пришли родственники, она их любит, но не разговаривает с ними всерьез. Они пьют чай на кухне, она рассказывает про общих знакомых, кто женился, кто развелся, про измены, прощения, детей, любовников… Вот такие ее книги.
Она говорит, что в каждой книге есть кусочек ее самой, ее детские травмы, первая любовь, отношения с родителями, и что-то из этого хорошее, а что-то стыдное. Очевидно, кусочков ее самой недостаточно, и она записывает все, что видит и слышит – может в театре записать разговор соседей в антракте, или записывает что-то после разговора со знакомыми… а иногда разговаривает с кем-то по телефону, говорит «да, да, я вас очень понимаю…», а сама записывает… Говорит: «Думаешь, это стыдно? Может, и стыдно, но все писатели так делают».
Мамочка знает секрет успеха: если история важна для нее, то она окажется важной и для других людей. Большие тиражи подтверждают, что ее истории важны для других людей. Почему им важно, кто женился, кто развелся, кто взял приемного ребенка?.. Объяснение одно: многие женщины не могут читать Пруста, Сартра, Камю, Умберто Эко…
Иначе почему из каждого киоска в метро или на улице торчит обложка с ее фотографией? И в киосках, и в книжных магазинах я сколько раз слышал: «Новая Горячева есть?»
… – Скажи честно: по-твоему, я еще могу стать великой? Когда я говорю «великой», я совсем не имею в виду «великой», я имею в виду не женской писательницей, а… ну, знаешь… просто писателем… Ведь я же умная! И никто этого не знает!
Мамочка, самый здравый человек из всех, кого я знаю, вроде бы понимает, что рассказывает истории на кухне. Не считает себя учителем жизни или интеллектуалом. В книжных магазинах стоит на полке «сентиментальная литература» или даже «женские романы», чтобы читательницы не сомневались и не зарулили случайно не туда, в настоящую литературу.
Но она очень сильно мечтает перескочить на другую полку. Приходит в магазин и сначала мельком бросает взгляд на полку «современная русская литература» – вдруг она стоит там, и потом на полку «женские романы», и обиженно вздыхает, и делает губами «тпр-р», говорит: «А вот и я… смотри, как же меня все-таки много…»
Один раз прошлой зимой в Доме книги на Невском я быстро схватил несколько ее книг, втиснул между Пелевиным и Сорокиным и стал ждать, когда она заметит и обрадуется. И тут мимо промчалась продавщица с криком «Почему у нас тут Горячева стоит?! Среди Литературы!» Бедная Мамочка сбежала из Дома книги, закрыв лицо шарфом. Она очень хочет на другую полку. Есть ли на свете человек, который доволен своим положением?
Мамочка говорит: «Людям кажется, что успех – это о-о-о, успех!.. А на самом деле это испытание: успех заставляет присмотреться к себе, понять, кто ты… и показывает – вот твоя ступень, и не ступенью выше».
На свете есть один человек, который страшно доволен собой, – это мой папа.
… – Ну хорошо, а ты, что ты все-таки делаешь?
– Ничего особенного, сплю.
– Ничего?.. Надо всегда делать что-то особенное.
Мамочка каждую минуту хочет, чтобы вокруг нее был идеальный мир. Чтобы я еще спал в тепле и безопасности, но при этом уже был на пробежке и одновременно учил английский. Чтобы я любил папу и чтобы я забыл папу. Вот это ее желание подстроить весь мир под себя делает жизнь с ней такой ужасной. Но и такой приятной. Никогда не знаешь, пишет ли она сейчас мысленно очередной роман или живет по-настоящему. От этого все, абсолютно все, из-за чего она кричит, сердится, сходит с ума, оказывается неважным. Это лучше, чем всерьез упираться во что-то, как мама Татки. Она ей в три года говорила: «Ты уже взрослая». Ага, а она сама как будто маленькая, у них все всерьез наоборот: Татка – мама, а она – дочка. Может быть, поэтому Татка иногда заикается.