========== часть I ==========
Саундтреки: Counting Bodies Like Sheep to the Rhythm of the War Drums by A Perfect Circle Like Suicide by Soundgarden In Bloom by Nirvana / There’s A Place In Hell For Me And My Friends by Morrissey.
x
Ты, кажется, фантазия моя
часть I
в безопасности от боли, правды, выбора и других ядовитых бесов.
видишь, ты им не интересен, как и мне
-A Perfect Circle
x
В первый раз, когда он переступил порог этого дома, он уже знал, что останется в нем навсегда.
В этом доме что-то пряталось. Он мог поклясться, что иногда слышит как дышат половицы, а стены нашептывают ему какую-то ложь. Или правду? Он никогда с уверенностью не мог ответить на этот вопрос, потому что после всего, через что прошел Тейт, в нем осталась детская наивность. И он верил, что это самая уродливая его черта.
Риелтор Марси как раз рассказывала им о “случившемся инциденте” (читай: ужасные убийства), произошедшем с предыдущими хозяевами дома. Тейт стоял там. Там, где влюбленная парочка истекала кровью в тускло освещенном подвале.
Он ощущал ее в своих жилах.
Льющуюся кровь.
Кровь, что наполняла его тело.
Поддерживала в нем жизнь. Заставляя его жить в мире, насквозь пропитанным мочой.
В голове уже мелькали чьи-то образы от одной только мысли, что он ступал ногами по тем местам, где кто-то… живой человек провел свои последние минуты, задыхаясь от крови, хлещущей из горла и попадающей в легкие, встретившись лицом к лицу со смертью. Распластанные тела в луже липкой и густой крови, навсегда впитавшейся в деревянные половицы, которые уже никто не сможет оттереть. По его телу пробежала дрожь.
— Мы берем его.
/
Иногда он будет разбирать коробки в комнате и чувствовать пронизывающий до костей холод. Он будет резко оборачиваться, уронив коробки на пол, но все, что он увидит - это пустая комната, переполненная его мыслями.
Он, конечно же, обвиняет во всем свои антидепрессанты. Но иной раз у него кровь стынет в жилах и ему искренне хочется верить, что в их доме есть кто-то еще. Было здесь что-то такое, что невозможно разглядеть невооруженным глазом. Эдди частенько замирает, показывает пальчиком на чей-то, невидимый для других, силуэт, и заливается смехом. Это никак не могла быть горничная, которая постоянно пытается что-то отмыть за углом комнаты. Но он чувствовал чье-то дыхание на плече, когда окна в комнате были закрыты, а он оставался в ловушке своего сознания.
Однажды он рассказал обо всем Констанс. И это стало ошибкой. В тот день она курила сигареты и расписывала стены ненормальными вещами: каннибалами, чудовищами и все в таком духе. Такое могла любить только его мать. Тейт даже относился к этим рисункам с какой-то заботой и любовным трепетом. Но, естественно, никогда не признавался в этом Констанс. Ей плевать. Он ни за что не рискнет осчастливить ее.
Констанс постоянно давала ему пощечины. Каждый раз после них он падал на пол, и в этом была вина не столько ее тонких длинных пальцев, сколько скорость ее импульсивных движений. Она обвиняла его во всем, а он, без единой мысли в голове, вздрагивал и стремглав бежал от нее, шатаясь из стороны в сторону.
— Ты причинил достаточно боли этой семье за свою короткую жизнь, эгоистичный ублюдок, — кричит она. Между пальцев одной руки сжата сигарета, в другой покоится тонкая кисточка для рисования. — Неужели ты не можешь успокоиться и забыть об этом хотя бы раз?
Он встает, отмахиваясь. — Ладно, не бери в голову, — и бормочет себе под нос, что все и так дерьмово.
Констанс кидает в него еще не потухшую сигарету, и та обжигает его лицо прежде, чем он успевает отвернуться. Секунду спустя сигарета падает на пол и медленно догорает.
— Да пошла ты к черту!
Она встает, а он ежится. Он противен себе. — Следите за своим языком, юноша! — кричит на него женщина. Он уверен, что Эдди слышит их из своей комнаты. Он молит о том, чтобы она не спустилась к ним. Ей будет от этого только хуже, а о нем и говорить не стоит. — Поверить не могу! Убегаешь с места преступления как настоящий преступник. Это все твоя вина. Черт возьми, твоя, — она пинает его кеды своим заостренным носом туфли. — Убирайся. Просто видеть тебя, знать, сколько всего я тебе безвозмездно подарила. Осознавать, что ты моя кровь и плоть… Меня тошнит от тебя.
/
Он бежит наверх, пропуская ступеньки, ударяя кулаками о стены и перила, крича на весь мир, с надеждой, что соседи услышат. Хоть кто-нибудь услышит.
Ему открывает дверь Эдди, одетая в пижаму, сонная, с взъерошенными волосами. — Тейт? — шепчет она, ничего не понимая и еще не отойдя от сна. — Что происходит?
— Иди спать, Эдди, — рычит он, отталкивая ее, когда она все еще продолжает звать его. Ее голос отражается от стен.
Он не обращает внимания на открытую дверь, ведущую в его спальню, где пустоту заполняет голос Курта Кобейна. Вместо этого ноги ведут его в старую ванну в флорентийском стиле. Он так сосредоточен на поиске бритвы, которую спрятал под ковриком, что почти не замечает девочки, стоящей перед зеркалом. С ее запястья медленно капает кровь.
Подождите-ка.
— Ты неправильно режешь, — тут же говорит он, закрывая за собой дверь и, не задумываясь, запирая ее на замок. — Если хочешь покончить с собой, нужно резать вдоль. Такое уже не зашьют.
Она смотрит на него. Он ждет ее улыбки, но она лишь поднимает бровь. И он подходит к ней и смотрит на ее запястье. Там уже есть два проходящих вдоль шрама темно-коричневого цвета с красной зарубцевавшейся кожей. — Что ты здесь делаешь? — безразличным тоном спрашивает она. Он обходит ее и видит, как она уже разложила на раковине его лезвия. Разной формы, разной заточки. Его ценная коллекция.
Он берет в руку одно из лезвий. Она не обращает на это никакого внимания. Он держит бритву между пальцев, как будто та была сигаретой, но его взгляд целиком и полностью сосредоточен на сочащейся крови из ее пореза. — Если пытаешь покончить с собой, то лучше запирай дверь. — так же холодно, как и она парирует он.
Она закатывает глаза и опускает рукава, даже не потрудившись остановить кровотечение. Темная жидкость медленно впитывается в ее свитер. — Ты не ответил на вопрос.
— Разве это не я должен задавать вопросы? — возражает он, не пропуская ни единой детали. — Незнакомая девчонка у меня в ванной. Я словно стал героем эротического сна. Вы всех так приветствуете в Лос-Анджелесе? Тогда нам стоило переехать сюда давным-давно.
— Ну конечно, — фыркает она и поворачивается к двери, но он хватает ее за запястье. За то, которое не забрызгано кровью. Сегодня вечером он не хотел испытывать себя, да он бы и не справился, он был уверен.
— Что “ну конечно”? — спрашивает он, понизив голос.
Девушка смотрит на него светло-карими глазами. В них таится какая-то тьма, но не та, которая бывает у некоторых людей с рождения. В ее глазах отражаются страдания. — Ты такой же как и все остальные. Кусок дерьма. Ничего другого и ожидать не стоило. Сколько тебе, семнадцать? Ты ходишь в Вестфилд Хай, она здесь, неподалеку. Наверняка ты вписываешься в их ряды, ты близок им по духу. Такой же пустой и узко мыслящий. Идеален для этого мира. — она снова разворачивается на каблуках, но он удерживает ее. На этот раз она убирает его руку со своего плеча. И он съеживается.
— Подожди. Я не такой как все, — умоляет он. — Я-я Тейт.
Она закатывает глаза. — Брехня. Признаться, я удивлена, что ты не поменял свое имя на Курта, судя по тому, к чему ты стремишься. Полосатый свитер? Рваные джинсы? Сразу видно крашеные в блонд волосы, которые ты не мыл неделю. Мне отсюда слышно как у тебя в комнате играет In Bloom. И, я уверена, ты никогда не знавал чьей-то ласки и заботы, — ухмыльнувшись, говорит она. Можно было с уверенностью сказать, что усмешка на ее лице постоянный гость. — Береги в себе это. Именно это отличает тебя от других.