– С какой стати ей вообще что-то делать? – пробормотала Элинор. – Ей же всего шестнадцать. Будет ждать, пока он не сделает первый шаг.
– Ну, уж нет, не тот случай. В этой паре лидер – она, вы же сами об этом пишете. Подумайте, Элинор, ей всю жизнь во всем потакали, она самоуверенна, бесстрашна и, более того; ее разбирает любопытство. Мне кажется, она бы попыталась устроить так, чтобы они с кузеном остались наедине, и она могла проверить силу своей власти над ним.
– Нет! – Элинор сама поразилась тому, какое отвращение прозвучало в ее голосе, и поспешно отвела глаза, боясь встретиться взглядом с Реем.
– Почему нет? – спокойно спросил тот.
Элинор чувствовала себя бабочкой, которую пригвоздили к бумаге и собираются препарировать. Ей отчаянно хотелось бежать, куда глаза глядят, лишь бы ее оставили в покое. Как противно, когда к тебе непрерывно пристают, добиваясь, чтобы ты что-то сделала… Что именно? То, чего ты сделать, неспособна? – спросил безжалостный внутренний голос. Тут Элинор сразу встряхнулась. Не может она признать это! Господи, должен же быть какой-то выход. Пока она лихорадочно соображала, снова раздался невозмутимый голос Рея:
– Знаете, Элинор, за последние несколько недель я прочел все ваши книги и заметил, что в них странным образом отсутствует всякий намек на чувственность.
Что значит – странным образом? Элинор вся подобралась, почуяв опасность, и, вызывающе откинув голову, заставила себя гордо встретить его взгляд.
– Почему же должно казаться странным то, что в своих книгах я не перемежаю сюжет порнографическими сценками?
– Стало быть, вот как вы воспринимаете секс? – удивился Рей. – Вы меня удивляете. Вы не думаете, что можно передать чувственность, и, не впадая в крайности? Само слово может быть очень и очень чувственным.
– Это не в моем стиле, – резко возразила Элинор.
– Да, но ведь должны же вы реально обрисовать характер героини. А вы, похоже, хотите заставить эту молодую женщину вести себя так, что это полностью идет вразрез с характером, которым вы ее наделили, так что в глазах читателей она кажется совершенно неправдоподобной.
– Я могу изменить ее характер.
Произнося эти слова, Элинор и не подозревала, какое отчаяние звучит в ее голосе. Неожиданно взгляд прикованных к ее лицу серых глаз мужчины смягчился. Рей поднял ладонь с рукописи, и Элинор инстинктивно отпрянула. И тут выражение глаз Рея резко изменилось: в их глубине засверкали искры, так, словно он вдруг на что-то рассердился. Однако на губах его по-прежнему играла улыбка, и Элинор решила, что неправильно истолковала его взгляд. Мужчины, придя в ярость, теряли контроль над собой и начинали говорить и делать страшные вещи – это она знала по себе.
– Скажите, Элинор, почему вам так трудно придать своим героям хоть каплю чувственности? Взять, например, ваших мужчин. Я заметил, что, придерживаясь исторических фактов, вы умудряетесь полностью обойти стороной человеческую натуру. Почему?
Теперь Элинор по-настоящему испугалась. Он подобрался слишком близко к тому, о чем говорить для нее было слишком болезненно. К тому, что она всегда считала своей тайной, недоступной для окружающих. Диана никогда так с ней не разговаривала. Иногда она посмеивалась и дразнила ее, иногда в мягкой форме предлагала внести небольшие изменения, но никогда, никогда не говорила так грубо и откровенно. Почему же Рей так ведет себя с ней? Чего он добивается? Чтобы она призналась, что как женщина ничего не стоит? У Элинор волосы встали дыбом при одной мысли о том, как много, должно быть, она выдала своих тайн в книгах, сама того не понимая. Может быть, именно поэтому она встретила в штыки идею нанять секретаршу? В душе она понимала, насколько уязвима, и боялась, что, работая с ней бок о бок, человек может узнать о ней слишком много. Девушка боролась с паникой, лихорадочно ища пути к отступлению.
Рей сидел слишком близко, и она чувствовала себя загнанной в ловушку. Элинор в отчаянии смотрела на стену, словно в надежде, что в ней откроется отверстие, через которое она сможет исчезнуть. Обернувшись к Рею, она встретила его спокойный выжидательный взгляд.
– Что это все значит? Инквизиция какая-то!
– Вот как, Элинор? – удивленно спросил Рей. – Я действительно кажусь вам инквизитором, человеком, способным на страшную жестокость? Тем, кто испытывает наслаждение, мучая других? Человеком, зацикленным на своих убеждениях и готовым пойти на что угодно, чтобы отстоять их?
Да ничего подобного! Глупо было с ее стороны так беситься. Рей удовлетворенно кивнул, заметив тень смущения на ее лице.
– Я просто пытаюсь помочь вам, вот и все.
– Я в вашей помощи не нуждаюсь.
– А, по-моему, нуждаетесь, – спокойно заметил Рей. – Сказать вам, что я вижу, глядя на вас, Элинор?
И тут он протянул руку и коснулся ее. Ладонь мужчины решительно взялась за ее подбородок. Элинор была совершенно к этому не готова. От ужаса ее кожа занялась пламенем, а тело охватила дрожь. Ее трясло как в лихорадке, и она ничего не могла с собой поделать.
Элинор видела перед собой глаза Рея – глубокого, спокойного серого цвета, окруженные длинными густыми ресницами. Кожа на подбородке, хоть и чисто выбритом, была темнее, чем на остальной части лица.
Элинор хотела крикнуть, чтобы он отпустил ее, но с ее губ не сорвалось ни звука. Ее снова охватила паника. Ей хотелось орать и визжать, оторвать его руку от своего лица, хотелось вырваться и бежать, бежать до тех пор, пока не отыщется надежное убежище, где она могла бы спрятаться от него и от себя.
Зачем, ну зачем он это делает?
– У вас кожа как нежный бархат. – Рей улыбнулся девушке, и вокруг его глаз разбежались крошечные лучики.
Элинор казалось, что ее сердце вот-вот разорвется от нестерпимой боли. Как он может быть так жесток! Он что, думает, она слепая и сама не видит, что их разделяет! Вообразил, что она настолько глупа, чтобы думать, что он может найти в ней хоть что-то привлекательное!
– Перестаньте! Перестаньте сейчас же! Не трогайте меня!
Элинор наконец обрела дар речи, но голос ее прозвучал сдавленно. Она дернулась в сторону, дико озираясь, и Рей был вынужден отнять руку.
– Не тратьте время попусту, расточая мне комплименты, Рей, – хрипло произнесла девушка. – Мне прекрасно известно, что я из себя представляю как женщина.
– Вот как? – Он снова заговорил обычным ровным тоном. – Интересно.
Элинор больше не могла этого вынести. Атмосфера в душной комнате слишком давила на нее, и она уже не могла даже помыслить о работе. Она неловко поднялась на ноги, почти вдавившись в стену, чтобы, не дай Бог, не соприкоснуться с Реем.
– Я иду на прогулку.
– Вы же насквозь промокнете.
– Мне наплевать.
Если бы Рей предложил сопровождать ее, Элинор скорее всего спихнула бы его с первого попавшегося холма. Ей просто необходимо было от него отделаться. Однако, к ее облегчению, он отступил в сторону, давая ей пройти.
Пальто и резиновые сапоги Элинор по-прежнему были в машине. Отыскав их, она поспешно натянула одежду на себя, не обращая внимания на проливной дождь.
Здесь она хотя бы могла вздохнуть и немного расслабиться, а главное – забыть о том, что почувствовала, когда Рей прикоснулся к ней.
Элинор доводилось гулять по Гудуику и в предыдущие визиты. Мыс и холмы, протянувшиеся на много миль, принадлежали Национальному фонду и были открыты для прогулок. Здесь было чудесно. Но то было летом, а сейчас Элинор не отшагала и мили, как уже поняла, насколько холодно и сыро на улице.
Коттедж находился всего в двух милях от побережья, но сегодня надо было быть полной дурой, чтобы идти к морю, решила Элинор. С тех пор, как она вышла на улицу, ветер, казалось, задул с утроенной силой, и она уже почти сгибалась под его порывами. Он сорвал с нее капюшон и разметал пряди, выбившиеся из пучка, которые тут же промокли и прилипли к голове. Руки заледенели, и Элинор обнаружила, что резиновые сапоги протекают. Но несмотря ни на что, она предпочитала бродить по улице, чем тесниться в коттедже вместе с Реем.