— Нет, — твердо сказала Алекса. Судя по ее тону, спорить с ней бесполезно.
— Господи Иисусе! — кричит Джозеф. — Не. Останавливайся. Когда они приедут на место назначения, ты проедешь мимо и позвонишь мне. Ты поняла меня, Лекси?
— Я еду за ними. Я не позволю им снова причинить ей боль. Я вооружена и готова убить их, если они хотя бы прикоснуться к ней.
— Нет! — кричит Джозеф. — Не делай этого, Лекси. Оставь это нам.
— Я должна, Джоуи, — отвечает Алекса. — Я не помогла ей в самом начале, когда должна была. Я не смогу жить дальше, если проеду мимо и вновь останусь в стороне. В любом случае я лучше умру.
Джозеф смотрит на нас с Джейком, умоляя что-нибудь сказать, но мы оба молчим. Если бы это была Лили или Эмили, мы бы говорили то же самое, что и Джозеф. Но если она сможет спасти Эмили, уберечь ее от того, чтобы ее снова похитили, тогда я ни черта не скажу.
Джозеф понимает, что написано у меня на лице. Я готов пожертвовать Алексой, чтобы найти Эмили. Он скрежещет зубами, и мы видим, как его челюсть сжимается. Затем мы все бежим к грузовику Джейка.
Когда мы забираемся внутрь, Джозеф говорит снова:
— Лекси, — выдыхает он ее имя. В его голосе слышится поражение и боль.
Джейк заводит машину и разворачивает нас под рев мотора. Мы отъезжаем с моей подъездной дорожки. От моего с Эмми дома. Пожалуйста, Господи, пусть это будет все еще наш дом, а не мой.
— Мы в пути. Только не делай глупости, Лекси. Ты нужна мне. Ты нужна мне живой, детка.
Когда Джозеф произносит слова, которые мы не ожидали услышать от такого сильного и жестокого человека, как он, связь обрывается.
Джозеф рычит на заднем сиденье и бросает телефон на пол. Он несколько раз хлопает по спинке моего сиденья, но я ничего не говорю. Я все понимаю. Если бы я был лучше, я бы перезвонил Алексе и сказал ей не делать этого, не пытаться спасти Эмми.
Но в данный момент я не лучший человек. Я отчаянный человек.
Я слышу гудок и понимаю, что Джейк звонит кому-то по громкой связи машины. Мне кажется, что я двигаюсь как в замедленной съемке, хотя чувствую, как быстро мы едем.
— Смит, это Джейк. Эмили опять похитили, — рычит Джейк. — Объявите в розыск человека, о котором мы говорили, Донована Брэдли. Закрыть аэропорты, ближайшие к Гастингсу, и выставить патрульные машины к выходам из города, прямо, бл*дь, сейчас.
— Сделаю, — Смит вешает трубку, и мы продолжаем мчаться по дороге. Джордан Смит — лейтенант полиции Гастингса. Должно быть, Джейк позвонил ему раньше, когда узнал, что Донован в Гастингсе.
В поле зрения появляется машина Эмили. Она припаркована сбоку под углом. Джейк тормозит. Легко увидеть разбитое стекло со стороны водителя.
— Черт! — взрываюсь я.
Джейк заводит свой грузовик, и мы мчимся по главной улице через центр города прямо на проселочную дорогу, направляясь на восток. Я знаю, что там на востоке. Там много заброшенных домов и аэродром Уиллоуз-Ридж.
Если они посадят ее в самолет, я снова ее потеряю. Эмми так далеко зашла. Как она сможет преодолеть еще больше ран и боли? Она не сможет. Она будет потеряна для себя. Я пытаюсь стряхнуть страх, расползающийся внутри.
Я верчусь на сиденье, мне хочется выскочить и бежать за ней. Желая сделать хоть что-нибудь, кроме как сидеть спокойно и молиться, чтобы мы добрались туда вовремя.
Сердце стучит у меня в ушах. В нем бушует гнев от того, что кто-то осмелился снова посягнуть на мое.
Боль в шее — это первое, что я чувствую, когда просыпаюсь. Я понимаю, что это потому, что сплю сидя. Что? Я сглатываю, горло болит, пытаюсь дотянутся пальцами до горла, но понимаю, что мои руки стянуты жесткой, липкой лентой. Я смотрю вниз, и вижу, что и лодыжки крепко обмотаны такой же лентой. Я привязана к грязному металлическому стулу.
Боже. Донован. Он нашел меня. Я похищена. Нет!
Я поднимаю голову и рассматриваю свое окружение. Маленькая комната с выцветшими желтыми стенами и старыми коричневыми диванами. В комнате нет ничего, кроме этих старых предметов мебели и меня, прикованной к стулу.
Выглядит так, словно здесь давно никто не жил.
Мои глаза улавливают движение слева, в окне. Клянусь, я только что видела длинные черные волосы, проносящиеся мимо окна.
— А, ты очнулась.
Моя голова поворачивается к Доновану, который стоит прямо передо мной. Одетый в свой костюм, он выглядит как настоящий джентльмен, которым не является.
Он склоняется ко мне и поднимает свои руки к мему лицу, но не касается его. Он лишь очерчивает изгибы моих щек, близко, но не касаясь.
— Боже, ты становишься все красивее с каждой нашей встречей, — я сужаю глаза и сморщиваю нос, ненавидя себя за то, что я ему нравлюсь.
Он смеется над моей реакцией.
— Что произошло, Эмили? Пять месяцев назад ты покинула Коллекцию и вдруг перестала меня бояться? Я помню нашу последнюю встречу: ты была лишь оболочкой женщины, без эмоций или страхов. Просто шлюха, которая раздвигает свои ножки, когда ей говорят.
Я пронзаю его взглядом и решительно заявляю:
— Не шлюха, а жертва изнасилования.
Глаза Донована сиюминутно расширяются. Не настолько, чтобы понять, что я шокировала его, но достаточно, чтобы осознать, что он не ожидал от меня такого ответа.
Две фигуры входят в комнату и встают позади Донована.
— Мы уходим.
Донован отвечает, не поворачиваясь к ним лицом:
— Идите, и Пита возьмите с собой. Я хочу побыть наедине с Эмили.
Его голос, сочащийся медом, отвратителен. Он ухмыляется.
Дрожь пробегает по моему телу, когда я слышу его слова. Мои глаза дико бегают по комнате. Нет, я не позволю этому случиться снова.
— Вы уверены? Что, если…
Донован встает, поворачивается к нему и обрывает на полуслове.
— Не думай, Джимми. Просто делай, что я говорю, — сквозь зубы говорит он, его плечи напряжены, и я могу только представить это жесткое и злое выражение лица, которое было направлено на меня много раз в прошлом.
Мужчина пожимает плечами и кричит:
— Пит, ты идешь с нами.
В поле зрения появляется третий мужчина, и все они уходят, как я догадываюсь, через парадную дверь.
Донован разворачивается ко мне, и я шиплю:
— Я не позволю тебе прикоснуться ко мне. Никогда больше.
Его рот изгибается в подлой, скользкой усмешке, а затем его рука быстро, как вспышка, оказывается на моей правой груди, и он сильно сжимает ее.
Я кричу в агонии, когда острая, пронзительная боль разливается вокруг моей груди.
Донован отпускает ее и делает шаг назад.
Слезы текут из моих глаз, лицо искажено болью.
— Ты связана, Эмили. Ты не сможешь остановить меня. Пора напомнить тебе, какая ты никчемная.
Бл*дь. Дерьмо. Боже, пожалуйста, не дай этому случиться снова.
Я начинаю метаться на стуле. Я не позволю этому случиться. Я отказываюсь снова становиться той женщиной. На этот раз я буду сражаться до смерти, и если я умру, то по крайней мере я умру с нетронутой душой и сердцем, полным любви к человеку, которого я знаю, который любит меня, который любил меня даже в дни моего отчаяния.
Донован хватается за спинку стула, пытаясь остановить меня. Его руки по обе стороны от моего лица. Он смеется сквозь свое тяжелое дыхание, пытаясь удержать меня.
— Я вижу, многое изменилось за последние пять месяцев. Хорошо, это лишь сделает следующие несколько месяцев веселее. Я выбью из тебя эту борьбу.
Внезапно тело Донована начало содрогаться. Его руки трясут мое кресло. Я замираю, глядя на него. Затем его руки опускаются, и тело падает на землю.
Покинув поле моего зрения, я смотрю на женщину, которую слишком хорошо знаю. Алекса Кингсли. Она совсем не изменилась. Все еще потрясающе красивая женщина с длинными черными волосами и телом, за которое большинство женщин готовы убить. В правой руке у нее электрошокер, и она тяжело дышит. На ее лице страх.
Она откидывает электрошокер на диван и подбегает ко мне, отчаянно пытаясь развязать мои путы.
— Мне нужен нож, — говорит Алекса больше себе, чем мне.
— Кухня, может там есть что-то, что ты сможешь использовать, — говорю я, и она быстро бежит туда.
Я смотрю на лежащего без сознания Донована и слушаю, как Алекса хлопает шкафами и ящиками. Она возвращается с ржавыми ножницами и начинает разрезать ленту. Это занимает несколько минут, так как ножницы довольно тупые. Но, наконец, она освобождает мою правую руку, а затем быстро освобождает и левую. Она наклоняется и разрезает ленту на моих лодыжках.
Облегчение переполняет мои вены, когда я вскакиваю со стула, потирая ноющие запястья.
Я смотрю на Донована и понимаю, что теперь все под контролем.
— Мы должны усадить его на стул и привязать. На кухне ты видела скотч, который они использовали?
Алекса кивает и бежит за ним.
Когда она возвращается, мы усаживаем на стул тяжелого Донована. Я крепко держу его за плечи сзади, пока Алекса привязывает его лодыжки и колени к стулу. Когда она заканчивает, я отпускаю его плечи, и мы отступаем назад, чтобы посмотреть на него. Однако стул падает вперед, и лицо Донована врезается в пол. Он слишком тяжелый.
Мы с Алексой смотрим на Донована, думая, что удар лицом может его разбудить, но ничего — он не двигается.
Мы с Алексой поворачиваемся друг к другу и пожимаем плечами. Мы снова поставили стул вертикально и привязали скотчем его грудь к спинке стула. Используя весь рулон ленты, мы закончили, и теперь он сидит прямо и никуда не денется.
Я смотрю на него, и волна мощной силы проходит через мое тело.
— Парни уже в пути. Они потребовали позвонить, когда я узнаю твое местоположение. Но я еще этого не сделала, — объясняет Алекса. Я поворачиваюсь к ней, и она продолжает говорить. — Я хотела знать, чего хотела бы ты. Ты можешь сделать с ним сейчас все, что только захочешь, или я позвоню парням. Они приедут и разберутся с ним. Но ты должна решить это быстро, потому что когда они приедут, то отведут нас в безопасное место и другого шанса у тебя не будет. Донован не покинет это строение живым.