Он тянет меня дальше, внутрь виллы, и останавливается перед двойными деревянными дверьми. Я потираю свои влажные от волнения и страха ладони пальцами, пока он вводит код для открытия двери на клавиатуре. Дверь открывается, и мужчина надавливает своей холодной рукой мне на шею, запихивая в комнату.
Я кричу, спотыкаясь о свое платье. Поднявшись, поворачиваюсь, чтобы удержать дверь, но она закрывается у меня перед носом. Я начинаю долбить по ней кулаками и трясти ручку:
― Проклятье!
― Это бесполезно. Они не откроют дверь, пока не начнется вечеринка.
Когда слышу женский голос, я разворачиваюсь так резко, что моя шея чуть хрустит.
Сконцентрировавшись на попытке покинуть это место, я даже не заметила, что в комнате есть кто-то еще.
Передо мной стоит ошеломительная брюнетка. У нее светлая кожа, и ее темно-каштановые волосы, с несколькими прядями карамельного цвета, спускаются до талии. Одета она в темно-голубое роскошное платье с лямкой через одно плечо.
Девушка протягивает мне руку и говорит уверенным деловым голосом:
― Меня зовут Эмили.
Пожимаю ее протянутую руку и представляюсь:
― Лили.
Она отпускает мою руку и проходит в гостиную, где я вижу четырех пристально смотрящих на меня девушек.
Эмили указывает рукой в сторону девушки-китаянки. У нее самые голубые глаза, которые я когда-либо видела, смуглая кожа и короткие черные как смоль волосы до подбородка. Ее платье, изготовленное в китайском стиле, ярко-розового цвета с кружевной вышивкой и русалочьим хвостом.
Она улыбается и говорит:
― Nin hao.
Я нахожусь в недоумении от того, что это значит, но Эмили спасает меня, объясняя:
― Так она здоровается с тобой. Ее зовут Чо.
Улыбаюсь и мягко говорю:
― Здравствуй, Чо.
Она кивает и садится в гостиной.
Эмили продолжает:
― А это ― Наталия.
У Наталии загорелая кожа и потрясающие волнистые ярко-рыжие волосы. Ее глаза сверкают, и этот блеск подчеркивается ее расшитым блестками верхом, который крепится к длинной светло-зеленой струящейся юбке.
― Привет, ― говорю я.
― Hola, ― отвечает она с небольшой улыбкой. По ее акценту я понимаю, что она из Колумбии.
― Наталия тоже здоровается, ― информирует меня Эмили.
Из-за Наталии выходит женщина и протягивает мне руку.
― Привет, я ― Меган, ― она хватает меня за руку и пожимает ее, ярко улыбаясь. Ее улыбка очень дружественная и успокаивающая.
― Привет, Меган, ― я улыбаюсь ей в ответ также широко, потому что ее дружелюбие заразительно. У Меган светло-карие глаза, которые сочетаются с ее светло-каштановыми волнистыми волосами, доходящими ей до плеч, и на ней надето красное платье без рукавов.
Я отпускаю руку Меган и поворачиваюсь к последней девушке.
На этот раз нас представляет Меган:
― Знакомься, это ― Эдания.
Эдания встает и обнимает меня. Ее леопардовое платье с вырезом ― шелковое на ощупь. Она обнимает меня так крепко, как будто никогда не отпустит, и, когда она отстраняется, я вижу, как по ее щеке стекает слеза.
― Jambo, ― говорит она почти шепотом. Думаю, она из Африки. Ее длинные черные волосы заплетены в косы, а кожа темная и гладкая.
― Jambo, Эдания, ― отвечаю я.
Она грустно улыбается и обнимает меня снова. Я так же сильно обнимаю ее в ответ, наконец-то чувствуя, что кто-то меня понимает.
Спустя время я отпускаю Эданию, потому что мне нужно получить от девушек кое-какие ответы. Я осматриваю комнату, и мой рот широко открывается, когда на меня доходит, кто все эти женщины.
«Святое дерьмо. Это и есть коллекция Марко ― девушки со всех концов света».
Эмили видит шок на моем лице и спрашивает:
― Ты из Австралии, верно? У тебя сильный акцент.
Я киваю:
― Мы с сестрой путешествовали, когда нас схватили в Нью-Йорке и запихнули в разные фургоны.
Эмили кивает и говорит:
― Эдания присоединилась к нам месяц назад. Она поймет всё, через что тебе придется пройти.
Бросаю взгляд на Эданию, которая следит за нашим разговором. Эмили говорит снова, на этот раз тише:
― Те из нас, кто пробыл здесь долгое время, стали в какой-то степени бесчувственными.
Я проглатываю комок в горле.
― Долгое время, ― повторяю я. ― Как долго?
Эмили отвечает, не обращая внимания на мои эмоции:
― Ну, я у Марко уже пять лет.
Мои глаза расширяются.
― Пять лет, ― кричу я, шокированная.