— Значит, это все-таки правда, значит, вы все-таки любите меня? О, Дикки! Я так хотела этого, ведь я с самого начала полюбила вас.
— В самом деле? — машинально спросил Хайс. В его голове был целый водоворот мыслей.
Когда они подъехали к дому, где жила Пенси, она спросила, не снимая руки с его колена:
— Вы не подыметесь со мной, дорогой?
Он вошел вслед за ней в дом и рассеянно выслушал целый поток восторженных поздравлений и наилучших пожеланий.
Потом он поехал домой, чтобы переодеться к обеду и снова заехать за Пенси.
В своей комнате Хайс постарался собраться с мыслями.
«Может быть, это к лучшему. Пенси — это как раз то, что нужно. И потом, я ее люблю, как будто…»
— Как будто, — вслух, с оттенком горечи, повторил он. Как он мечтал о настоящей любви. Несмотря на свой образ жизни и репутацию бессердечного человека, он в глубине души сберег неясную мечту о том, какой должна быть подлинная любовь и любимая.
Пенси не была той, о которой он грезил, но он давно решил, что это прекрасная партия, кроме того, он любил ее красоту и ему искренне нравились ее взгляды, ее прямота, а главное — она так необычайно подходила ему.
— Итак, я помолвлен, — сказал он громко и, устало поднявшись, стал одеваться.
— Не могу ли я его повидать? — умоляла Селия, — только на одну минуточку! Я хочу только поблагодарить его.
— Хорошо. Я посмотрю, — пообещала, наконец, сиделка, — только вы должны лежать спокойно, иначе у вас поднимется температура и тогда, конечно, нельзя будет позвать лорда Хайса.
Когда она вышла, Селия прижала руку к сильно бьющемуся сердцу: «Я совсем не хочу благодарить его, я просто хочу видеть его, слышать его голос, я хочу…»
Она находилась в возбужденном состоянии с того самого момента, как уяснила, где находится. Ведь она жила под одной крышей с Хайсом, который ее так целовал тогда!.. О, эти поцелуи были настоящие, и ничто не могло изгладить их из ее памяти!
Дверь открылась, и в комнату вошел Хайс.
Он был во фраке, который был ему очень к лицу.
Он приблизился к кровати. Селия протянула ему руку. Хайс сжал ее в своей.
Сиделка разговаривала с доктором Уоллесом в коридоре; Селия и Хайс были совершенно одни.
Пожатие длилось долго; никто не отнимал рук. Селия сильно побледнела, изменился в лице и Хайс.
Тогда Селия притянула его к себе за руку и, не сводя с него глаз, подняла к нему лицо.
Доктор Уоллес с сиделкой вошли в комнату.
— Здравствуйте, — сказал он, — я слышал, что моя пациентка прекрасно себя чувствует. Не так ли, лорд Хайс?
— Отлично! — ответил Хайс, не отходя от кровати и смачивая внезапно пересохшие горячие губы.
Доктор Уоллес не отличался нетактичностью. Щупая пульс, он думал: «Ну и дурак же я! Вот не пришло бы в голову!» — Быстро попрощавшись, он поспешил уйти.
— Дикки, — шепнула Селия. Их руки вновь встретились, и опять обоих охватило сладкое томление.
— Вы не должны… Я не должен… — бессвязно бормотал Хайс, — вам нельзя волноваться, вы снова заболеете…
— Разве я могу быть спокойной, когда вы со мной, — сказала Селия, — я не могу… Вы не хотите меня поцеловать?..
— Очень хочу, — вздохнул Хайс, и, обняв Селию, склонился к ней.
Наступившую тишину нарушил холодный и удивленный голос Пенси, раздавшийся с порога.
— Так вот кто ваша пострадавшая, Дикки! Девушка, которую я видела тогда с вами! Но я не знала, что ее фамилия Лоринг!
Глава VI
Селия откинулась на подушки. Хайс пошел навстречу Пенси, и сказал своим обычным любезно равнодушным тоном:
— Как это мило с вашей стороны, Пенси, что вы зашли за мной.
И Пенси, так же, как всегда, спокойно, в тон ему ответила:
— Автомобиль был свободен, и я решила им воспользоваться.
Хайс бегло взглянул на Селию, бросил «Спокойной ночи» и вышел вслед за Пенси, которая спускалась по широкой лестнице. Он видел ее высокую стройную фигуру, ее золотистую головку, с коротко, по-мальчишески, остриженными волосами. Внизу она остановилась и обернулась к нему; ее глаза были почти на уровне его губ.
— Поцелуйте меня, — шепнула она.
Хайс поцеловал ее.
В этот день в Беркли был вечер «гала»; зеленые и серебряные колонны огромного зала были увиты цветами. Некоторые окна, выходящие на Пикадилли, были раскрыты настежь, обаяние и смех летней ночи снаружи сливались с весельем, царившим внутри.
Танцорам раздавали воздушные шары, игрушки и шутовские колпаки с большими помпонами из цветной бумаги. Несколько шаров, выпущенных небрежной рукой, плавно качались под потолком, как огромные алые, оранжевые и лиловые плоды.