— Отчего вы так молчаливы, Дикки, милый? — спросила Пенси.
Хайс взял себя в руки.
— Разве? Возмутительно с моей стороны! Но, может быть, мою вину искупит то, что если я не разговаривал с вами, то думал о вас.
Пенси зарделась и очень нежно сказала:
— Тогда расскажите мне, что именно вы думали. Я вправе знать это, раз вы думали обо мне.
Хайс, глядя на красные фраки музыкантов на эстраде и на яркие пятна цветов на террасе, совсем непринужденно ответил:
— Я думал о том, что вы — мой единственный друг среди женщин, которому я могу все рассказать, всем поделиться; который никогда не истолкует превратно моего поведения и всегда снисходительно и одинаково хорошо относится ко мне.
Краска сбежала с лица Пенси, она постаралась улыбнуться, хотя ее губы дрожали.
— Говорят, — заметила она, — что дружба между мужчиной и женщиной невозможна. Но ведь мы с вами другого мнения, не правда ли, Дикки? Вы мне очень льстите, милый! Посмотрите, вот Бар. — Она слегка повысила голос и окликнула его.
— Здравствуйте! Вот повезло! Я знал, что вы играете, Дикки, Но, по-видимому, пропустил вас, и партия была уже закончена. Что мы будем пить? Пойдем в зал, я вас угощу отличным коктейлем. Это замечательно, что я вас встретил! Я уехал из дому один. Если хотите, Пенси, я вас отвезу домой в моем автомобиле. Согласны?
Было очевидно, что она ждала возражений со стороны Хайса, но так как тот молчал, она быстро сказала:
— Конечно, я согласна, Бар. Спасибо…
Они пили коктейль, искусно скрытый в чайных чашечках, в большом, прохладном и пустом зале, сидя втроем на диване, Пенси посередине.
Бар не сводил глаз с Пенси — он обожал ее, значение слова «непостоянство» было ему чуждо. По его лицу было видно, что в настоящий момент он окончательно сбит с толку. «Неужели у них ничего не вышло? Разве все кончено? Они почему-то не такие, как всегда. Может быть, они поссорились? Дикки ведь большой чудак, его не всегда поймешь. Я мог бы поклясться, что у них уже все условлено… Если она не хочет, если она не любит… то, может быть… в конце концов…» — думал он.
Но внезапно он увидел нечто, что заставило его сердце болезненно сжаться: Хайс поднес спичку к папиросе Пенси и, чтобы защитить пламя от ветра, взял ее руку и заслонил ею огонь. Когда он это сделал, Пенси сильно покраснела, и ее другая рука, лежавшая на коленях, нервно сжалась.
«Я ошибся, она его любит», — подумал Бар, снова испытывая безнадежность.
Он почувствовал облегчение, когда в дверях показалась Анна Линдсей и, весело улыбаясь, направилась к ним.
— Четверо — это уже общество, а трое — ничто, — ответила она на их приветствие. — Один даст мне хорошую папиросу и зажжет ее, другой скажет, что я интересна, — кстати, это новое платье и стоит гораздо больше, чем я когда-либо буду в состоянии заплатить, — третий закажет для меня чай, а четвертый нальет его мне, когда он будет подан.
Анна вышла замуж и овдовела в течение одного года. Она обожала своего покойного мужа и до сих пор не забыла его. Она была со всеми в приятельских отношениях и очень любила свою кузину Пенси.
Обернувшись к Хайсу, она спросила:
— Как поживает ваша пострадавшая? Что за обуза для вас, Дикки, держать у себя эту мисс — как, бишь, ее зовут?
— Кто эта девушка? — спросила Пенси без всякого любопытства. Она читала о несчастном случае с Селией в газете, но это имя ей ничего не сказало, так как в ту ночь, когда они встретились, Хайс назвал Селию иначе.
— Она некая мисс Лоринг, — ответил Хайс и прибавил: — Она, наконец, пришла сегодня в себя.
Анна выпила чай и сказала:
— Бар, обратно я поеду с вами, а Пенси пусть едет с Дикки; я хочу, чтобы вы помогли мне выбрать ракетку для Давида.
Бар считался отличным игроком в теннис. Давиду, крестнику Бара, было семь лет, и он до известной степени связывал Анну с жизнью.
Бар послушно поднялся.
— Хорошо. Вы готовы, Анна? Ну, пока! Пойдемте сегодня вместе обедать, а потом — в дансинг. Хотите?
Хайс спросил Пенси:
— Вы согласны? — и, получив утвердительный ответ, сказал: — Прекрасная идея, Бар! Значит, мы встретимся в половине девятого.
Хайс и Пенси прошли к реке. Был тихий, теплый вечер. Они гуляли почти до семи, изредка обмениваясь короткими фразами. Наконец, Пенси сказала:
— Мне пора, Дикки. — Они вместе направились к автомобилю.
Обычно Хайс пускал свою машину полным ходом. И сейчас, на Барнском мосту, где вследствие большого движения очень трудно проехать, он взял небольшой подъем со скоростью сорок миль в час. Он сообразил об опасности только тогда, когда, стараясь избежать столкновения с идущим навстречу автобусом, чуть не попал под колеса огромного экскурсионного автомобиля. Хайс не мог остановиться, так как дорога была слишком запружена целым потоком автобусов, автомобилей и такси. Он мчался вперед, искусно лавируя между ними.
Тогда он услышал задыхающийся шепот:
— Дикки… милый… замедлите ход, пожалуйста, милый… Может быть, это глупо… но я боюсь…
Он послушно замедлил ход, свернул налево и остановил автомобиль.
Пенси подняла к нему испуганное лицо и, сжимая его руки, сказала:
— Я не могла… Дикки, любимый… поймите, ведь вы могли погибнуть!
Она была настолько потрясена, что потеряла свое обычное самообладание. Она прижалась щекой к плечу Хайса, руки ее сплелись с его руками. Ее глаза молили о том, что трепещущие губы не решались произнести.
Хайс наклонился и поцеловал ее. Губы Пенси страстно прижались к его губам, она вся задрожала от его прикосновения. Потом, оторвавшись от него, с глазами, сияющими счастьем, сквозь слезы она взволнованно спросила:
— Значит, это все-таки правда, значит, вы все-таки любите меня? О, Дикки! Я так хотела этого, ведь я с самого начала полюбила вас.
— В самом деле? — машинально спросил Хайс. В его голове был целый водоворот мыслей.
Когда они подъехали к дому, где жила Пенси, она спросила, не снимая руки с его колена:
— Вы не подыметесь со мной, дорогой?
Он вошел вслед за ней в дом и рассеянно выслушал целый поток восторженных поздравлений и наилучших пожеланий.
Потом он поехал домой, чтобы переодеться к обеду и снова заехать за Пенси.
В своей комнате Хайс постарался собраться с мыслями.
«Может быть, это к лучшему. Пенси — это как раз то, что нужно. И потом, я ее люблю, как будто…»
— Как будто, — вслух, с оттенком горечи, повторил он. Как он мечтал о настоящей любви. Несмотря на свой образ жизни и репутацию бессердечного человека, он в глубине души сберег неясную мечту о том, какой должна быть подлинная любовь и любимая.
Пенси не была той, о которой он грезил, но он давно решил, что это прекрасная партия, кроме того, он любил ее красоту и ему искренне нравились ее взгляды, ее прямота, а главное — она так необычайно подходила ему.
— Итак, я помолвлен, — сказал он громко и, устало поднявшись, стал одеваться.
— Не могу ли я его повидать? — умоляла Селия, — только на одну минуточку! Я хочу только поблагодарить его.
— Хорошо. Я посмотрю, — пообещала, наконец, сиделка, — только вы должны лежать спокойно, иначе у вас поднимется температура и тогда, конечно, нельзя будет позвать лорда Хайса.
Когда она вышла, Селия прижала руку к сильно бьющемуся сердцу: «Я совсем не хочу благодарить его, я просто хочу видеть его, слышать его голос, я хочу…»
Она находилась в возбужденном состоянии с того самого момента, как уяснила, где находится. Ведь она жила под одной крышей с Хайсом, который ее так целовал тогда!.. О, эти поцелуи были настоящие, и ничто не могло изгладить их из ее памяти!
Дверь открылась, и в комнату вошел Хайс.
Он был во фраке, который был ему очень к лицу.
Он приблизился к кровати. Селия протянула ему руку. Хайс сжал ее в своей.