«Может быть, все еще уладится», — подумал он, цепляясь с отчаянием за последнюю надежду, которую иногда ощущает человек, когда все его начинания рухнули, все мечты погибли и только сознание, что «время поможет», поддерживает бодрость и дает силы жить.
Селия притянула его щеку к своей, затем повернулась и поцеловала его. У нее были прохладные и робкие, но, вместе с тем, обжигающие губы. Она очень крепко поцеловала Хайса, потом удивленно посмотрела на него и сказала:
— О, милый! Если бы ты только знал, что я чувствую, целуя тебя! Как будто мое сердце, вся моя душа отдается тебе, словно каждый кусочек меня хочет рассказать тебе про мою любовь!
Хайс понял ее порыв. Он притянул ее к себе и положил ее головку к себе на плечо.
— Девочка моя, маленькая, любимая! — шепнул он, покрывая поцелуями ее волосы, грудь, ее дрожащий прелестный ротик.
Сиделка заглянула в комнату и тотчас же на цыпочках отошла от дверей. В ее глазах появилось нежное выражение — их настроение передалось и ей.
Время шло. Селия уснула в объятиях Хайса. Косой луч солнца скользнул между кремовыми занавесями и зажег золотые блестки в ее волосах. Хайс подвинулся немного, чтобы защитить ее от света, и в этот момент она проснулась.
Немного отклонившись, она взяла голову Хайса обеими руками и стала целовать его до тех пор, пока у нее не началось сердцебиение.
— Вот как я тебя люблю, — прошептала она задыхаясь.
В дверь постучали. Вошла сиделка.
— Полицейский инспектор к мисс Лоринг, — сказала она.
Глава VIII
— Я знаю только одно: я обожаю его, — сказала Пенси, усаживаясь поглубже среди белых шелковых подушек дивана. — Я всегда любила его. Я не знаю, почему это так, Анна, но в Дикки есть какое-то особенное обаяние, которое так привлекает к нему всех. Может быть, это потому, что внешне он кажется совершенно равнодушным, а я знаю, что это только внешняя холодность и что в душе он совсем другой. Но Анна, — она вдруг поднялась, опершись на локоть, — я должна тебе признаться, что Дикки совсем не такой идеальный влюбленный, каким я его себе представляла раньше. Я не знаю точно, чего я от него ждала, но я чувствую, что это не то, что должно быть. Он, конечно, очень мил, нежен и внимателен ко мне, но все это не то. Я думала, что он будет совсем необычайным, когда по-настоящему полюбит.
Она задумалась, и в ее глазах промелькнул вопрос, который не решились вымолвить губы.
Тем не менее, Анна поняла ее и ответила. Отодвинувшись от зеркала, перед которым она пудрила лицо и пробовала на разные лады причесывать свои нестриженые, несмотря на моду, волосы, Анна сказала:
— Дикки боготворит тебя, дорогая. Я должна тебе сказать, что как бы он ни старался скрыть свои чувства, их очень легко отгадать.
— Анна, милая, ты в этом уверена?
— Совершенно уверена, клянусь тебе всем святым в этом, — рассмеялась Анна.
Поддавшись внезапному порыву, Пенси призналась:
— Я спрашиваю тебя потому, что недавно я была ужасно огорчена… Дикки такой спокойный, такой… ах, я не знаю, как это сказать… ну, совсем другой. Может быть, на него так подействовало то, что мы помолвлены. Что ты думаешь об этом, Анна?
— Я предполагаю, что у него просто денежные затруднения, и он улаживает сейчас свои дела, чтобы не возиться с ними в будущем, — сказала Анна, стараясь ободрить ее. — Ведь он очень беден, не так ли?
— Да, но зато я богата, — невозмутимо заявила Пенси. — В моем распоряжении всегда имеется много денег, которые мне дает отец, он ведь прямо ангел доброты. И, кроме того, еще бабушкины деньги. Таким образом, у меня есть пять тысяч фунтов в год, дорогая.
Повернувшись в позолоченном кресле стиля ампир и глядя на Пенси, Анна сказала:
— Может быть, именно поэтому он так озабочен — кто знает.
— Но ведь я могу и хочу ему помочь даже сейчас, если ему нужны деньги, — воскликнула Пенси.
Анна тихо рассмеялась.
— Конечно, дорогая, ты можешь. Но, может быть, он не захочет взять ни одного пенса из твоих денег. Я считаю, что новость о том, что он женится на тебе, несколько успокоит легионы кредиторов — я не сомневаюсь, что их численность велика, — а потом, когда вы повенчаетесь, ты будешь нести известную часть расходов, оплачивать свои туалеты, например. Так, мне кажется, должно обстоять дело.
— Я сделаю Дикки божественные подарки, — сказала Пенси.
Анна опять рассмеялась.
— Конечно, сделаешь, и ему это будет приятно.
— Значит, ты полагаешь, что материальные заботы сделали его таким? — настаивала Пенси.
— Я полагаю, что он вовсе не изменился, — несколько устало ответила Анна. — Мне кажется, ты в глубине души начертала правила поведения для какого-то необыкновенного жениха, а Дикки, простой смертный, не сумел их исполнить — вот почему ты слегка разочаровалась в его отношении к тебе. Признайся откровенно, разве это не так?
Пенси внезапно сорвалась с места и, вся дрожа, упала к ногам Анны, обвив ее колени руками.
— О, как ты не понимаешь меня. Не хочешь понять. Неужели ты думаешь, что я настолько глупа, что ничего не вижу и не знаю моего жениха… Я знаю его очень хорошо. И я повторяю тебе: он совсем не такой, как раньше. Анна, ты мой друг, ты наверняка знаешь или слышала о Дикки что-нибудь, чего я не могу услышать. Смотри мне прямо в глаза — скажи, у него есть кто-нибудь, кроме меня? — с мольбой спросила она.
Анна ласково погладила ее дрожащие белые плечи. Ее большие серые глаза спокойно встретили взгляд изумительных глаз Пенси.
— Насколько я знаю, нет. Я не слышала ни о ком, — ответила она. — Пенси, возьми себя в руки, дорогая, нельзя так распускаться.
Пенси закрыла лицо руками, и Анна почувствовала, что она плачет. Наконец, подняв мокрое от слез лицо, Пенси просто сказала:
— Я не могла справиться с собой. Я очень мучилась, думая, что Дикки не любит меня. Теперь я знаю, что все в порядке; я возьму себя в руки. Мне нужно было высказаться. Прости, что я устроила такую сцену.
— Милая, милая девочка, — мягко сказала Анна, лаская рукой золотистую головку Пенси.
Бледная, дрожащая улыбка мелькнула по лицу Пенси. Она рассмеялась слегка надорванным смехом, поднялась и медленно подошла к зеркалу.
— Какой у меня ужасный вид. И зачем мы вообще плачем. Слезы ведь так портят лицо, — сказала она.
— Ничто не может испортить твоей красоты, — сказала Анна, любуясь Пенси, которая пудрила лицо. — Пенси, скажи мне, что это за чувство — сознание собственной безукоризненной красоты?
Пенси покраснела и сказала несколько робко, но вполне искренне:
— О, это очень весело. Очень приятно знать, что все смотрят на тебя с удовольствием, а некоторые с завистью, и чувствовать, что ты очень хороша собой. Но единственное время, когда сознание своей красоты приносит настоящее счастье, — это когда ты любишь. Тогда ты счастлива, безумно счастлива этим сознанием, потому что он с восторгом смотрит на тебя, гордится тобой, с удовольствием показывает тебя своим друзьям. О, тогда ты по-настоящему счастлива.
— Но если человек действительно любит, — задумчиво сказала Анна, — он ведь не перестал бы любить и тогда, если бы красота исчезла.
— Не перестал бы, — скептически отозвалась Пенси. — О нет, я не верю в это.
Она переоделась, отвезла Анну в клуб, а сама отправилась в Ренли, чтобы встретиться там с Хайсом, который должен был поехать туда играть в поло.
В клубе Анна столкнулась с Баром, который весь засиял при виде ее.
— Как Пенси? — был его первый вопрос.
— Она только что рассталась со мной, — ответила Анна, — и поехала в Ренли, чтобы посмотреть, как Дикки развлекается там, я полагаю.
Она внимательно следила за Баром и заметила, что его лицо омрачилось.