Улыбаясь мужу, она сказала:
— Через полчаса Селия будет здесь.
Лицо Бенни омрачилось, он неуклюже заворочался на диване.
— Что ты думаешь делать, Беби? — спросил он, не глядя на жену. Голубые глаза Стефании смотрели в упор на его склоненное лицо с какой-то суровой нежностью.
— Что мы можем сделать, милый? — сказала она. — Смерть Лоринга явилась для нас очень тяжелой потерей. Наш и без того маленький доход сократится теперь наполовину. При создавшихся обстоятельствах мы ничего не можем сделать для Селии. Ведь каждый цент, который мы сумеем наскрести, нужен нам или Дону.
— Лоринг был чертовски хорошим малым! — сказал Бенни сдавленным голосом.
Стефания слегка нетерпеливо пожала плечами.
— Но, дорогой мой, ты ведь знаешь, что я не умею делать деньги! Если бы у меня были средства, я бы, конечно, помогла Селии. У меня их нет, следовательно, мы ничем не можем помочь ей. Все, что я могу сделать, это предложить… вообще, ты знаешь что.
Бенни густо покраснел и отвернулся. Стефания принялась за прическу на этот раз с еще большей тщательностью.
Из глубины квартиры раздался детский голос и взрыв смеха. Стефания остановилась и прислушалась с мягким и нежным блеском в глазах.
— Это Дон, — сказала она, — он рано вернулся сегодня.
Минуту спустя Дон вихрем ворвался в комнату. Это был крепкий круглоголовый мальчик, веснушчатый и очаровательный, с прямым взглядом серых, как у отца, глаз, и с волосами, отливавшими темным золотом. Он бросился к матери и, смеясь, зарылся лицом в складки ее платья. Стефания подняла его и поцеловала. «Люблю и обожаю мамочку!» — так говорить научил его Бенни. И сейчас он тоже произнес эту фразу. Глядя на сына и слушая его веселую болтовню, Кердью-старший забыл на время о своих горестях, позоре и отчаянии.
Дон удостоил его посещением, усевшись верхом на его груди и почти уткнувшись голыми загорелыми коленями в лицо отца.
Раздался звонок.
— Няня, возьмите Дона, — позвала Стефания.
Некоторое время спустя в комнату вошла Селия. Очень тоненькая и бледная, она была необычайно привлекательна. Поцеловав Стефанию, она присела на диван около Бенни, который в этот миг проклял и жизнь, и судьбу, и готов был наложить на себя руки. Он не мог вынести взгляда ее серьезных больших глаз и отвернулся. Лоринг был его лучшим другом, всегда любил и поддерживал его, а вот сейчас сестре Лоринга он и Стефания должны отказать даже в ничтожной помощи!
— Следствие назначено на завтра, — ответила Селия на вопрос Стефании. — Я не могла оставаться дома. Дорогие, мне очень не хотелось бы быть обузой для вас, но не могли ли бы вы приютить меня хоть ненадолго, пока я осмотрюсь? — Она умоляюще глядела на них.
— Конечно, — ответила Стефания ласково. Лицо Бенни при этих словах просветлело. — Конечно, дорогая, вы должны жить у нас. Правда, для этого нужно будет выселить Дона, но он сможет отправиться с няней к ее родным в Уиледин.
— О нет, на это я не могу согласиться. Я думала, у вас есть совсем свободная комната, хотя бы самая маленькая.
— Я сдала ее под кладовую для соседней квартиры. Хозяин предложил мне за нее пять фунтов и плату вперед. Я, конечно, с радостью согласилась, — сказала Стефания.
«Если я впущу к себе бесприютную девушку, то вряд ли сумею так скоро от нее освободиться, и это доставит массу неприятностей, а я этого терпеть не могу», — часто думала она.
Вслух она сказала:
— Послушайте, Селия, милая, у меня есть отличный план, который может помочь нам обоим. Вы, конечно, знаете, что Лоринг много играл. Так вот, он обучил меня некоторым приемам игры, и я могу научить вас. Если бы вы согласились работать со мной в компании, мы сумели бы добыть столько денег, что хватило бы нам всем. Так как Лоринга нет, мне нужен партнер. Согласны ли вы попробовать?
— Я не умею играть в карты, — устало ответила Селия, — я ненавижу их. И я никогда не сумею научиться играть так хорошо, как вы. Просто не сумею.
— Дело не в умении, а в некоторой ловкости, дорогая, — слегка покраснев, возразила Стефания. — В действительности, я выигрываю всегда не потому, что хорошо играю, а просто потому, что подстраиваю все заранее.
— Значит, вы играете нечестно? — почти шепотом спросила Селия.
— Я играю так, как меня научил ваш брат, вот и все.
— А если я не соглашусь на ваше предложение, вы мне ничем не поможете?
— Подумайте, дорогая, что мы можем для вас сделать — Бенни и я?
Селия поднялась, глядя на Стефанию в упор.
— Я все поняла и ухожу. — С этими словами она вышла.
Глава IV
В большом доме на Брутон-стрит остался один Рикки. Он двигался по комнатам, словно тень, принося в положенное время еду для Селии и убирая ее комнату. Он старался изо всех сил поддерживать в доме порядок.
Шторы, опущенные в день смерти Лоринга, с тех пор ни разу не поднимались. Мрачная, душная полутьма, царившая повсюду, как-то по-новому поразила Селию. Был ясный летний вечер, а здесь… Подойдя к окну, она подняла штору и широко распахнула его.
Легкий ветерок ворвался в комнату, принеся с собой отзвуки шагов, шум такси и экипажей и хрипение шарманки, игравшей так далеко, что нельзя было уловить мелодию. На освещенной лучами заходящего солнца улице жизнь шла своим чередом.
Кто-то подошел к Селии и положил руку на подоконник. Она вздрогнула от неожиданности, но, узнав Рикки, улыбнулась ему. Он тихо спросил:
— Значит, поднять все шторы, мисс Селия?
— Рикки, милый, — ласково сказала Селия, — мы ведь должны жить дальше. Что толку непрерывно думать все об одном и том же? Прошлого нельзя вернуть! Произошло большое несчастье, большое горе, но теперь это уже прошло, и, раз мы живем, надо подумать о будущем, мы…
— Для меня еще ничего не кончилось, я ни о чем не могу думать до тех пор, пока не узнаю, как умер мистер Лорри, — перебил Рикки. Его глаза на худом безобразном лице сверкали нездоровым огнем. — Мистер Лорри был лучшим и благороднейшим человеком и храбрым солдатом, — продолжал он горячо. — Его подчиненные никогда не стыдились и не боялись его. Он не был из тех офицеров, которые заставляли своих солдат делать то, на что они сами не решились бы. Он всегда первый бросался навстречу опасности, а потом говорил нам, что было не так уж страшно, как показалось сразу. Я помню, как на вышке номер шестьдесят он обернулся к нам, весь в крови, и, смеясь, крикнул: «Вперед, ребята, за мной!» Он был честный, благородный человек, и если другие хотели играть с ним, а он играл лучше их и поэтому выигрывал, то разве он виноват в этом?
«И все-таки Рикки был все время в курсе дела, — подумала Селия, — но только Рикки никогда не признается в этом». Селия чувствовала, что в своей слепой преданности Лорингу Рикки оправдывал все его поступки и, благодаря этому, убедил себя, что на Брутон-стрит всегда все было в порядке, и что мошенничество было только удачей.
«Я не могу быть такой! — с тоской подумала Селия. — О, если бы я могла! Так трудно понять жизнь. Те, кого мы любим, наделены самыми блестящими качествами — благородством, храбростью, добротой и, наряду с этим, они бесчестны. Лорри готов был отдать жизнь за своих друзей, но за карточным столом он мог их же обобрать. Ах, не нужно все время думать об одном и том же, это ни к чему не приведет, и чем бы Лоринг ни был, его сейчас уже нет. А по отношению ко мне он был всегда очень ласков и великодушен».
Она быстро обернулась к Рикки:
— Дайте мне папиросу, Рикки!
Рикки протянул ей пачку папирос и нетвердой рукой зажег спичку. Селия ласково погладила его жесткую дрожащую руку и сказала:
— Бодритесь, Рикки, милый!
Селии стало бесконечно жаль его. Он стоял перед ней с измученным лицом и красными от слез глазами и был очень жалок и несчастен. Слепое преклонение было единственным, что ему осталось в жизни и что поддерживало его.