И все вокруг восхищаются: „Вот она, настоящая доброта!“ Дать бы пожить им с такой добротой, мигом в петлю бы запросились…
А эта ее рассеянность! Платья и сумочки устал покупать: теряет, портит, защемливает во всех дверях, смешит таксистов, швейцаров…
И я все прощаю, все понимаю, но камни можно и дома купить!»
Камни Леонида Павловича добили. Очень он рассердился, и не потому что тяжелые. Леонид Павлович в свои сорок пять был молод, подтянут, красив и силен — не переборщи он с фитнессом, не докучал бы ему и проклятый радикулит. Да и с радикулитом он понес тяжеленные чемоданы легко, едва вышел из номера, демонстрируя дежурной по этажу (моднице и милашке) выправку да осанку.
«Какой мужчина!» — с удовольствием прочитал он в ее голубых глазах, но… все омрачали камни.
Камни добили его. Леонид Павлович терпеть не мог беспорядка. Ни в чем: ни в делах, ни в одежде… Особенно не переносил он беспорядка в мозгах, может, поэтому и стал Леонид Павлович психиатром.
Может, по этой причине и женился он на Евдокии. Вот где работы край непочатый — как говорится, и конь не валялся. Леонид Павлович засучил рукава и терпеливо, стиснув зубы, с героической мудростью, шаг за шагом, день за днем лечил редкую болезнь жены, заодно прививая Дашеньке зачатки логики и порядка.
И неплохо же получалось! И вылечил, и к порядку привел, и многому научил — настырный и терпеливый…
Правда, порой и он не выдерживал с ней. Камни же — откровенная глупость. Зачем их тащить, если продаются они повсюду? И, кстати, совсем не дорого…
Впрочем, Леонид Павлович быстро взял себя в руки — сразу же, как отправил чемоданы в багажник машины, женушку и возлюбил. В номер он входил уже с улыбкой нежности на губах:
— Дашуня, радость моя, а вот и я. Ты готова?
Глава 2
Войдя в номер, Леонид Павлович обмер и озверел, и даже хуже. На этот раз все было не так — все неправильно! Даша сидела на кровати! В обуви! В позе «лотоса»! На дорогом покрывале! И ела мороженое!!!!!
«Откуда она только его взяла? — задался горестным вопросом Лагутин и тут же отметил: — Если испачкает покрывало, заставят платить».
Но это было еще полбеды. Управляясь одной рукой со стремительно тающим пломбиром, другой — жена прижимала сотовый к уху, с кем-то одновременно болтая.
Леонида Павловича окатило новой волной горячего гнева.
«С кем это там она? Разумеется с подругой. Без моего присмотра. Я же ее просил! Наверняка растрепала уже, что мы в Сочи. Теперь всем известно, что мы в отъезде, что брошен дом… Милости просим, воры-разбойнички! Любой приходи, все бери, что честным трудом нажито…»
Здесь Лагутин покривил изрядно душой: он, как председатель экспертной комиссии, брал приличные взятки. Но с другой стороны, покажите того чиновника, который не считает пресловутые взятки кровным своим, заработанным честным трудом — ведь это главный его доход. Впрочем, мы не о том…
Леонид Павлович был взбешен, он подумал: «Какой ужасный непорядок! Мало, что пачкает покрывало, вещи бросила собирать и с подругой о запрещенном болтает, так еще и привыкнет, и дома так станет сидеть, в обуви на кровати с мороженым…»
Евдокия, обнаружив в дверях мужа, приветливо кивнула ему и шепотом сообщила:
— Это Майка!
Он решил: «Хоть майка, хоть фуфайка, сейчас я ей покажу!»
Но, почувствовав как неконтролируемая волна негодования поднимается из глубин его сущности, Леонид Павлович спохватился и бросил все силы на подавление этой волны. Идиллическая атмосфера счастливого брака была спасена.
— Дашенька, — ласково спросил он, — где ты взяла мороженое?
— В холодильнике. Кое-что там испортилось, я это выкинула, но мороженому-то что сделается? Тем более, в морозилке, — со всею нежностью ответила жена и уже небрежно добавила, явно подруге: — Слышь, Майка, Ленечка мой пришел. Позже перезвоню.
Отправив сотовый в карман, Евдокия расплела из «лотоса» тонкие ноги и шустро заерзала задиком по атласному покрывалу, сползая с кровати навстречу мужу. Леонид Павлович строго смотрел на жену, мысленно собираясь перед нотацией и размышляя с чего начать: с обуви, или с мороженого, или с того, что в определенные моменты подругам звонить не полагается.
Хотелось говорить обо всем, однако он и слова сказать не успел, как снова затренькал сотовый. Прижав к уху трубку, Евдокия изменилась в лице.